Отец перед уходом на пенсию поменял «Победу» на «Волгу». Маман
настояла на чёрном цвете, он казался ей более солидным. Права я
получил в восемнадцать лет и мог в любое время взять машину,
покатать девчонок. Ну и порисоваться. Куда без этого? Опять же
балагуром, весельчаком и свободным художником был Сашка Увахин.
Александр Петров, комсорг курса, ходил со значком «дружинник» по
вечерней Москве, пресекая хулиганства и недостойное поведение
советских граждан.
Бабушка и дед особых изменений во мне не замечали и всегда были
готовы послушать о моих успехах в университете. Закончил я его с
отличием, имел преимущество при распределении на работу, но меня
перехватили товарищи генерал-майор и подполковник. Расшифровываю
для тех, кто не понял, — дядя Вова и Илья. Наконец-то Владимир
Петрович дождался, когда я попаду ему в загребущие ручки. Самое
интересное, что ни он, ни Илья особо меня не спрашивали. Как-то это
посчитали само собой разумеющимся, что я пойду учиться в высшую
школу КГБ, но серьёзную беседу Владимир Петрович со мной
провёл.
— Сашка, о твоих «озарениях» знают всего два человека — я и
Семичастный, — пояснил он. — Ни в каких документах это не отражено
и не фигурирует. На тебя завели анкету, только когда ты в институт
сунулся. Шелепин был в курсе талантливого мальчика-художника,
который ко всему прочему склонен к иностранным языкам. Некоторое
время он за тобой приглядывал. Потом ему стало не до этого.
— Но досье на меня существуют? — уточнил я.
— А как же! — подтвердил дядя Вова, чуть помолчал и добавил: — К
новому руководству оно попало в очень урезанном виде. До восьми лет
я вообще не считал нужным заводить на тебя какие-либо дела.
В это вполне поверил. Владимиру Петровичу я был нужен для личных
целей. С приходом Андропова многое поменялось, как и планы на мою
персону.
Своё «озарение» об отставке Семичастного Владимиру Петровичу я
передал ещё в школе. Нарисовал нечто абстрактное: силуэт Индии и
подписал фамилии — Аллилуева и Семичастный. И чуть ниже текст, что
его снимут с должности. Это один из немногих фактов, дату которого
я хорошо помнил. Причиной тому была не личность Семичастного, а
книга Светланы Аллилуевой, которая меня в своё время
заинтересовала.
Когда дочь Сталина сбежала на запад, она написала книгу своих
воспоминаний «Двадцать писем к другу». Спецслужбы знали об этом. Да
никто и не скрывал скорого выхода книги. Некоторые анонсы
зачитывали по радио, в СССР можно было поймать их на приёмники и
послушать выдержки из текста.