Сажусь рядом с ним, джип срывается с места, под колеса едва не угождает чья-то рыжая кошка. Лысый сдавленно матерится.
— Чё там с ключами? — косится в мою сторону, — глянь, нет какой метки? Может, номер дома выбит?
— Ага, или полный адрес, с телефоном в придачу. — насмешливо возражаю, осмотрев находку.
Обычные ключи в двух экземплярах, а вот брелок приметный. Идиотский монстрик — чёртик из красного пластика, и на пузе кнопочка. Нажимаю на неё, и мы с Алексом вздрагивает от неожиданности, когда раздается смешной механический голосок, диктующий ряд из шести цифр. Перебрасываемся взглядами.
— Код от хаты, где лежат бабки. — усмехается Лысый, заглушив магнитолу, — слышь, Ворон, не хочешь вспомнить молодость? Навыки воровские не растерял, а?
— Странно, тебе не кажется? — задумчиво верчу брелок в руках, — нищая девчонка с ключами от элитного дома. Это код от двери, такие устанавливают в виде подстраховки. Если неправильно набрать циферки три раза подряд, сигнализация врубается.
— Может, она их сперла? — предполагает Алекс.
— Девчонка — медвежатница?*** — с сомнением хмурюсь я, глядя в боковое окно. — не, чёт-т тут не так, Алекс. Не сходится.
— Ну, а чё тут еще думать? Ты ж её видел, бродяжка какая-то в дырявых тряпках. Нашла, может, ключики, мало ли…
— Ладно, толку гадать. — соглашаюсь я, сунув ключи в карман, и откидываю голову на спинку. — завтра к Серёге сгоняю, девчонка с ним якшается, выясним, где она эту штучку взяла…
Пелагея
Отец Сергий не удивлен, увидев меня на пороге храма, будто ждал моего прихода, и был уверен, что приду. Объяснение, которое я приготовила по пути, в озвучке не нуждается, поп радушно улыбается, пропуская внутрь церкви, и не задает никаких вопросов. Застала я его за вечерней молитвой, у алтаря горят свечи, в руках Сергия толстая книжица, наверное, молитвенник.
— К причастию не успела. Нарочно время тянула или помешало что? — говорит он всё так же тихо, слегка растягивая слова, и соврать у меня не поворачивается язык.
— Не нарочно я. — признаюсь, юркнув мимо него к скамье. — домой наведывалась.
— Что же, не рады тебе там были?
Мотаю головой, устало опустившись на самый краешек, и поджав ноги под лавку. Стыдно вдруг становится за свои грязные ботинки, но взгляд от лица попа не отвожу. Смешной он какой-то, на блаженного похож, вроде Мишки — дворника, который в интернате работал. Тот тоже вечно лыбился, не обижался, когда его дурачком обзывали, конфетами угощал. Замерз прошлой зимой прямо на крыльце своей хибары на задках двора, менты с врачами приезжали, заключение составили, мол, напился вдрызг, да и не смог доползти до двери. Но слухи ходили, якобы директриса, стерва, выгнала его накануне, а идти ему некуда, ни семьи, ни родины и флага. Вот он и вернулся ночью, да так и помер, побоявшись проситься обратно…