Его манера разговаривать немного смешит, но я чинно сохраняю невозмутимость.
— Пелагей записали. — от него, видимо, не укрывается, как я слегка морщу нос, и он добродушно улыбается.
— Хорошее имя, православное. — ободряет, быстро оглянувшись на троих бандитов, стоявших у парадного входа. — небось, всем показываешь, что смелая, а на деле скрытная и ранимая.
Молчу, хоть он и угадал. Тоже мне, психолог в рясе… Невольно тоже гляжу на тех типов, по коже отчего-то бежит морозец. Не от холода точно. Ловлю на себе долгий взгляд того, что выше всех, на нём дорогое пальто, он курит, наплевав на то, что стоит рядом с церковью. Странно, на пальцах нет массивных перстней, какие непременно должны носить мафиози, и вообще, красивый он, уверен в себе, сразу видно — главарь.
— Пойдём, милая, чего мерзнуть. — уводит меня к кельям Нина, и я поспешно семеню за ней, чтобы исчезнуть, не ощущать дискомфорта, возникшего при зрительном контакте с тем мужиком.
Ну, и что так разглядывал, будто я ему миллион баксов задолжала! Память блокирует какую-то мысль, не дает додумать, но ощущение страха вгрызется в сердце клещами.
Данила
Серёга хмуро молчит, хрен поймёшь, слышал ли вообще, о чем я ему говорил. Потягивает своё пойло, именуемое чаем, по мне, так это иначе, чем мочой, не назвать. Спиртное он не употребляет уж лет десять, с тех пор, как подался в веру, но для особых случаев у него припасен приличный коньяк. Такой особый случай, конечно, это мои редкие визиты, мои вкусы он знает давно.
— То, что ты считаешь глупостью или блажью, Даня, для меня — смысл жизни. — наконец, подает голос, грустно улыбаясь мне. — ты забыл, как меня, полуживого, вносили домой волоком, как плакала наша мать, как отец отрекся от сына — наркомана. Оно и понятно, мал ты тогда был. Для тебя я, возможно, был кем-то вроде идола, примера для подражания. — Серёга вздыхает, большим глотком опустошает стакан, и вертит его в руках. — неправильно я жил, Даня. Сеял вокруг себя разврат, родителей в могилу чуть не свёл.
— Я никогда дурью не увлекался. Чё у меня, своих мозгов нет. — возражаю, скорей для того, чтобы опровергнуть его доводы, не согласиться.
Так уж у нас повелось — Серый всегда любил поучать меня, сопляка, пока наркоту не начал принимать. В одном он прав — лет до пятнадцати своих я хотел быть на него похожим, восхищался им, бравировал перед дворовыми пацанами, типа, вон какой у меня старший братан. А потом Серёгу переклинило, связался с гопниками, мокруху на него повесили, за решетку загремел бы верняк, если бы батя адвоката не нанял самого дорогого. Короче, потрепала брата жизнь, был момент, когда мы его почти похоронили, ан нет, выкарабкался из дерьма, реабилитацию прошел от и до, и отчебучил такое, что у всей родни волосы дыбом встали. Церковную академию закончил, сначала дьяконом служил, а теперь вот настоятелем храма стал.