Первые два горшка лопнули на части, а вот с третьей попытки
удалось запечь «нечто», отдаленно похожее на тару объемом в литра
два, может чуть больше. Достаточно, чтобы промыть чистой водой раны
и сполоснуть повязки.
Я понимал, что на возню со мной мои спутники тратят неприлично
много времени, но ничем им помочь не мог — я даже не мог толком
шевелить пальцами, потому что мешал отек, да и сами кости были
зафиксированы кое-как. Так что приходилось терпеть и просить,
вплоть до того, что Орвист помогал мне справить в кустах нужду,
развязывая и завязывая штаны, пока принцесса сосредоточенно
разглядывала облака и окружающие пейзажи.
Ночевали, где придется. Благо, стали попадаться небольшие
подлески и лесополосы, так что мы не оставались в чистом поле, но и
комфортным такой сон назвать было сложно. К вечеру у меня сильнее
поднималась температура, вплоть до серьезного жара, так что вместо
желаемого отдыха я получал, скорее, очередную порцию усталости и
страданий.
Наконец-то, на четвертый день, уставшие, грязные, невероятно
голодные, мы вышли к человеческому жилью: вдали виднелись
покосившиеся крыши какой-то деревеньки.
— Ну, что будем делать? — спросил виконт.
— Всем троим смысла идти нет, это точно, — сказал я, — помоги
лучше.
Я потянулся рукой под импровизированное пончо, выуживая из-под
ткани свой баронский жетон.
— Хочешь, чтобы я клерийской регалией в Паринии размахивал? —
недоверчиво спросил виконт.
Я только осуждающе посмотрел на своего спутника, мол, как он мог
подумать, что я настолько туп? Вместо ответа я опустился на колени,
стараясь не потревожить руку, взял подходящий по размеру камень,
положил на другой свой жетон с цепочкой и в несколько ударов
размозжил символ своей баронской власти и титула, разбивая регалию
на несколько неузнаваемых частей из серебра. Цепочку особо трогать
не стал, закинув ее обратно на шею — пригодится, если доберемся до
какого города.
— На, — сказал я, протягивая виконту кривые обломки, в которых
опознать жетон было уже практически невозможно, — не монета, но за
деньги сойдет.
Виконт только покачал головой на такое варварство. Жетон был
фамильной регалией, а мой был особенно ценен — он был первым
жетоном рода Тинт, то есть должен был стать фамильной ценностью,
как тот, графский, что сейчас висел рядом с жетоном наследника на
шее самого де Гранжа.