А вот «смерть там» была практически невозможна. Об этом позаботились еще при самых первых опытах более ста лет назад. Мало ли в кого могут забросить твою психику? Может, этот субъект как раз намыливает петельку, а тебе что же – помирать с ним за компанию? Одно слово – носитель. Вот потому-то смерть носителя автоматически возвращала агента в «естественное тело». Более того. Агентов-наблюдателей отбирали по принципу абсолютной психической устойчивости. Так-то оно так. Но если в незапамятные времена говаривали «раз в год и палка стреляет», то применительно к Управлению старая мудрость гласила: «раз в жизни и наблюдатель может спятить». В этом случае всемогущая система также гарантировала возврат. Да что там – спятить, малейшая депрессия, и та замыкала контакт, и агент, не успевший даже осознать толком свой душевный кризис, возвращался в привычный мир.
За всю историю Управления такого случая не было. Счастливчик Рич не шутил, говоря Одри, что профессия наблюдателя самая безопасная из всех романтичных и самая романтичная из всех безопасных. Смерть носителя – возврат. Дефект аппаратуры – возврат. Задумаешься о мировых проблемах с тоской – возврат.
Но разум Счастливчика Рича пережил нечто невозвратимое. Рич мертв. Первый агент, «умерший там».
– Что теперь будет? – тихо спросила Одри. Нелепый вопрос, но еще нелепей было бы спросить «а как это могло случиться?». Ясно же, что ответа не последует.
Врач пожал плечами.
– Не знаю. По закону, пока его тело… м-м-м… ну, словом, пока не наступила «смерть здесь», он должен существовать. Конечно, если вы хотите, его можно перевести в резерв для… э-э-э… вы понимаете меня…
Еще бы не понять. Представив себе чужой разум в теле, с которым она провела не одну ночь, Одри чуть не сомлела.
– Мне бы не хотелось, – ответила она, тоже избегая прямых формулировок.
– Вот видите.
Одри видела только одно. Мраморно-неподвижную белизну простыни, на которую месяц назад лег Рикардо. Складкам, однажды замятым этой смуглой тяжестью, суждено пребывать именно такими. Его тело будет лежать здесь, пока не умрет и оно. Стеклянный колпак никогда не сдвинется. Идеальный памятник. Одри не испытывала горя. Возможно, оно придет потом.
– Мы не знаем, как это случилось, – говорил ей начальник, аккуратно вымарывая из графика запись «Рикардо Стекки». – И потом, Счастливчик не закончил свою работу. Вы, конечно, можете отказаться.