Фурцева даже не засмущалась. На самом
деле под левым глазом расплывался великолепный синяк. Большой,
молоденький ещё красно-синий. Екатерина Алексеевна его даже пудрой
не присыпала, гордилась. В боях получен, как орден. Даже выше
ордена.
- Поняла, когда с ним рядом
Интернационал пела. Так мог поступить только настоящий
коммунист.
- Хм. А ты знаешь, что он выиграл в
тотализатор в Америке почти семьдесят миллионов долларов, - хмыкнул
Брежнев, рассматривая фингал у Фурцевой.
- Значит, отдаст деньги стране. Ещё
детские дома построит или школу, как Шолохов. Тот ведь тоже миллион
получил.
- Ну, слава богу, та поумнела,
Катерина. А как же твои подельники?
- Они заблуждаются. Можно я с ними
поговорю. Я им докажу!
- Стой. Ты как Тишков. Вы с ним два
сапога пара. Лишь бы шашкой махать. Нет уж. С этими товарищами я
сам поговорю, когда время придёт. А ты, как и договаривались,
молчи. Сиди вон дома лечись. Ходит синяком член Политбюро сверкает,
- покачал головой Генсек.
- Так в бою заработан, как орден.
- Точно, как орден. Не переживай. За
этот концерт и ордена не жалко. Вон как весь мир беснуется. И
поделом. Молодцы вы.
- Это всё Пётр Миронович.
- Ох, Катерина, Катерина. Ничего ты
не поняла. Это не Тишков, хоть он и молодец, и настоящий коммунист.
Это СССР! Страна наша! Мы – победители! Всегда и во всём!