Даф, переехавшая от Зозо, жила еще выше, на чердаке. Вечерами оттуда доносились грустные звуки флейты, и комиссионеры, роняя чернильные слюни, бросались писать доносы. Лигул бережно подшивал доносы в папку, однако хода им пока не давал. Придерживал до поры. Даф нужна была ему для хитроумных комбинаций, которые он выстраивал, как шахматист дальновидно выстраивает партию.
Посреди гостиной у большого окна стоял Мошкин и сосредоточенно, одной силой мысли, выводил на стекле ледяные узоры. Получалась нечто причудливое, мало на что похожее. Точно задорное, щекастое, снежное лицо хотело заглянуть в окно и вдруг расплющилось о стекло. Последнее время Мошкин основательно увлекся рисованием на стекле и ледяными скульптурами. То, что на дворе был май, Евгешу мало волновало. При желании он смог бы рисовать изморозью даже на кипящем чайнике.
Евгеша был так увлечен, что Мефа не заметил. Заметив же, немедленно превратил рисунок в пар. Чаще Мошкин предпочитал рисовать изморозью у себя в комнате, но там окно было меньше, чем в гостиной. За десять месяцев, прошедших с тех пор, как Лигул выпустил Арея из Тартара, Мошкин стал выше и шире в плечах. Правда, привычку задавать вопросы в стиле: «А я сегодня завтракал?» не утратил. Недавно ему исполнилось четырнадцать, столько же, сколько Мефодию, Нате и Петруччо, родившимся с ним в один день. С тех пор, как Лигул отпустил Арея из заточения в Тартаре, прошло десять месяцев.
– Ну и зачем? По-моему, было неплохо, – с сожалением сказал Мефодий.
– Что, правда? – воспрянул Мошкин. Как многие небесталанные люди он был бесконечно (и скрыто) самолюбив и, одновременно, столь же бесконечно не уверен в собственных силах.
– Угум, – кивнул Буслаев.
По лицу Евгеши он видел, что тот уже жалеет о том, что уничтожил рисунок.
– А я почему-то не люблю, когда кто-то смотрит. Хочется под пол провалиться! – сказал Мошкин с печалью.
– Прямо сразу и под пол? Так что же не проваливаешься? – заинтересовался Мефодий.
Технически это было вполне реально. Всего только и требовалось, что, сосредоточившись, мысленно начертить руну.
– Да ну… дыра в полу… дым… вонь… чинить заставят! – Мошкин грустно смотрел на растаявшую воду, стекавшую по подоконнику. Взглядом он собрал ее и отправил в стакан.
– Ты не врал, что было неплохо? – спросил он недоверчиво.