Читать Месть валькирий - Дмитрий Емец

Одна минута тридцать секунд. Правая рука сдается. Почему-то всегда раньше левой. Я, что, скрытый левша, что ли? Локоть начинает трястись.

Минута тридцать пять секунд. Пот заливает глаза. Левый локоть поддается дурацкому влиянию правого и тоже трясется. А ну стоять, я сказал!

Минута сорок. Дыхание сбивается. Костяшки кулаков болят. Правая рука согнулась уже почти на треть. Выпрямить ее удается лишь огромным усилием.

Минута пятьдесят. Трясутся оба локтя. Хочется все бросить. Начинает прогибаться таз. Тело пытается найти дополнительную опору.

Две минуты. Секундная стрелка прилипла к часам. Уже ничего не болит, но ничего и не хочется. Дышать получается только носом.

Две минуты десять. Локти не просто трясутся. Это, по-моему, просто мышечная судорога. Секундную стрелку едва видно.

Две минуты тридцать. Воля истаивает. Желание сдаться становится навязчивым. Неужели две минуты сорок? Краткое торжество. Капля воды, упавшая на язык умирающему от жажды. Сплошное издевательство.

Две минуты пятьдесят. Вновь наваливаются слабость и безволие. Все ясно! Это заговор часов! Умрите же, ничтожные!

Мефодия захлестывает негодование. Он смотрит на часы с ненавистью. Стекло темнеет и лопается. Под часами внезапно обнаруживается светлая лужица растекшегося металла. Часы оплывают, как на картине Дали, и впитываются в трещину щербатого паркета.

Досчитав до десяти (с каждым счетом руки все больше сгибаются), Мефодий перекатывается на бок – выставить колено и встать нормально нет сил – и долго лежит так, улыбаясь в потолок. Восьмые часы за два месяца. Отличный швейцарский хронометр стоимостью в автомобиль расплавлен негодующим наследником мрака, который устал стоять на кулаках.

«Простоять на кулаках восемь раз по три минуты – это так просто. Особенно тому, кто никогда этого не делал», – сказал как-то Арей. Сказал и забыл. А Мефодий запомнил.

Ругая себя, Мефодий встает, подходит к столу и смотрит, сколько букв ему осталась. Одна, последняя. Он берет фломастер и записывает ее – «Л». Слово завершено. Вот оно на бумаге, похожее на цепочку дохлых пауков:

И Н Ф А Н Т И Л

Именно так три месяца назад, вспылив, назвала его Даф, и теперь Мефодий, как плетью, ежедневно подхлестывал этим словом свою слабеющую волю. С Даф они помирились, но все равно слово висело между ними в воздухе, точно меч Дамокла, к слову сказать, стража четвертой категории, без права ношения регалий.