— Может, это из-за меня все?
Задумавшись, Гензель не заметил, что
Гретель давно покончила с плиткой и теперь бессмысленно комкает в
пальцах целлофановую упаковку.
— Что? — спросил он рассеянно.
— Может, это меня Мачеха захотела
съесть? А в лесу оба оказались…
Гретель потеребила свой браслет. Он
был серебристым, как у брата, но казался лучше отполированным, его
металл вспыхивал искрами, стоило поймать редкий в Железном лесу
солнечный лучик. На ее браслете была выгравирована цифра «11», и по
этой цифре Гретель бездумно водила пальцем.
— Шесть процентов разницы, ерунда
какая! — сказал Гензель. — У меня семнадцать — что же с того?
Может, наоборот, Мачеха меня выбрала, чтобы порчу по наследству не
нести. Вдруг у меня дети и вовсе мулы будут?
— Это никому, братец, не известно —
ни тебе, ни мне. Разве что Мачехе. У тебя семнадцать процентов
фенотипа порченого, а за детей не он, а генотип отвечает. У тебя
семнадцать процентов, а у детей твоих может быть и пять процентов,
и сорок. Это анализы надо специальные делать…
— Пусть у них будет три процента, —
предложил Гензель, потрепав сестру по волосам. — Тогда они станут
урожденными седецимионами. Мачеха пожалует им богатый дом с
прислугой и чины соответствующие. Они нас к себе заберут, там и
заживем, а? Будем как яблоки в меду купаться, одежку носить из
тонкой ткани, челядью командовать… Ты будешь балы и приемы
устраивать, а я охотой стану баловаться, как граф какой-нибудь.
Закажу геномастерам свору борзых, таких, чтобы след даже через
неделю вели. Ну и зубы себе выправлю, конечно. Чтобы были
человечьими, как у тебя.
Гретель улыбнулась.
— У тебя хорошие зубы, не надо их
менять.
— А вот и поменяю! Надоело, что на
улицах на меня пялятся, словно я мул какой. Акулой обзывают.
Угораздило же: семнадцать процентов, да так изукрасило, что хоть
маску носи… Некоторые с двадцатью процентами живут, а по виду — ну
ни за что не догадаешься.
— Порча не всегда на виду, —
согласилась Гретель. — Она разная бывает. У кого-то — три процента,
да так вышло, что на лице ногти растут. А у другого может быть и
пятьдесят, но только все внутри — все органы перемешаны друг с
другом…
— У отца вот пятнадцать, и он без
ноги одной родился, зато в остальном повезло. А нам с тобой в
высший свет вход заказан, — заметил Гензель. — Да и черт с ним, со
светом, хоть и несправедливо это. Ничего, и квартеронами есть
жизнь, главное — место свое знать и к почестям не рваться. Пошли,
что ли, сестрица. Дом нас ждет. Новый ли, старый, кто знает?.. Раз
от Мачехи ушли, может, и дальше повезет, а?