Отец надолго замолкал — не ладилась
какая-то мелкая деталь. Например, не выходил глаз у крошечного
скорчившегося утбурда или недостаточно страшным получался пещерный
кобольд с узловатыми клешнями-руками.
— И что с угольщиком сталось? — не
выдерживал наконец Гензель, мучившийся любопытством.
— Да не спрашивай ты под руку,
холера! — сердился отец, но быстро возвращался в благодушное
состояние. — Говорю же, понесло его в Ярнвид вновь, за Алым Цветком
этим, чтоб ему сгореть… Скольких людей пережил, а так и не понял,
что Ярнвид людей так просто не отпускает. Говорят, в пыльце его
смесь какая-то особая, которая в нашем мозговом веществе на
какие-то там центры воздействует… Ну и тот, кто в Ярнвид слишком
часто забредает, потом без этой смеси дышать не может, тянет его к
лесу, как к бутылке… Ну, этого я не знаю, это геномастера пусть
сами решают, их парафия… Знаю только, что цветок этот Хуго на свою
беду нашел. Алый, говорит, как огонь в ночи, так глаза и
притягивает… Ну, пока еще мог говорить. Прикоснулся он к тому
цветку рукой. И нет чтобы перчатку натянуть, словно не знал, какие
цветочки могут в Ярнвиде расти… Сорвал и сорвал. Только, говорит,
кольнуло немного в пальцы, словно занозу мелкую загнал. Помчался
Хуго с цветком домой, словно за ним стая вурколаков гналась. Только
впустую все. Цветок в несколько минут завял и рассыпался прахом,
даже лепестков не осталось. Ругнулся он, но делать нечего, вернулся
в дом и спать лег с горя. Мол, в следующий раз повезет… Только не
было ему уже следующего раза. Ночью, жена говорила, просыпался
несколько раз от жажды и горел весь, точно не на кровати, а на
углях лежал. С утра ослабел, на работу чуть живой выполз. Лицо
осунулось, глаза навыкате… Иные в гробу лучше выглядят, одним
словом. Знали бы мы, что потом только хуже будет, — сами бы
прикончили бедолагу…
— Это цветок его так?..
— Да уж не василиск! Не перебивай,
сказано же! Цветок, цветок… Алый, будь он неладен. С того дня стало
Хуго все хуже и хуже. Сперва кожа у него начала твердеть по всему
телу. Словно бы коростой покрываться. Жена ему и компрессы делала,
и мазями всякими лечила, да толку, если человек, считай, сам свою
голову на плаху отнес… Руки-ноги у него отниматься начали, сам без
чужой помощи через пару дней уже и с кровати не вставал. И вообще
во всем теле одеревенение какое-то началось. Руки еще гнутся, а
пальцы перестали, одного от другого не оторвать. И по всему телу
отростки пошли расти. Тут мы и поняли, что Хуго генетическую погань
какую-то подцепил от того цветка. Кости у него срастаться между
собой начали, а лицо таким сделалось, что даже нам смотреть тошно
было: корой покрылось, мхом, дрянью всякой… Был человек, а стал —
дерево. Ночами от боли ревел, полгорода слышало. Есть уже не мог,
жена его через трубку бульоном кормила…