В углу прекратился шелест страниц —
кажется, Гретель тоже стала слушать. Это было редкостью: в
противовес всем обыкновенным детям Шлараффенланда, она не любила
историй про геноволшебство. Удивительно, но так и было — слушая
истории про зачарованных принцев, сказочные превращения и
невероятных созданий, Гретель обычно морщила нос. Этого Гензель
никогда понять так и не смог. В голове не укладывалось, отчего ей
больше по душе тяжеленные книги с черно-белыми картинками, а не
захватывающие дух отцовские истории. И там, и там на каждом шагу
случались геномагические чудеса, только что за интерес следить за
чудесами по непонятным схемам да сложным рисункам с рисками?..
Отец тем временем продолжал свой
рассказ, не обращая внимания на то, кто из детей его слушает:
— Поняли мы, что несдобровать Хуго.
Вот-вот слуги Мачехи за ним явились бы. С такими, сам знаешь,
разговор короткий. Нечего генетическую инфекцию сыпать в городе!..
Решили мы помочь ему по старой дружбе, на тот свет отправить без
мучений. Только оказалось, что поздно мы это придумали. Сидит он
дома, в угол врос, деревянный как чушка для колки дров. Корой со
всех сторон укрыт, даже рта не видать, а вместо глаз — какие-то
гнилушки светятся… Ох, и картина. И что прикажете с ним делать?
Сперва решили просто есть не давать — пусть, мол, от голода умрет.
Куда там! Он уже корни пустил, прямо сквозь пол. Впился в землю
этими корнями, а те прочные, как стальные канаты! Из земли какие-то
соки и сосет… Хотели тогда голову отрубить. Позвали дровосека с
топором, чтобы тот, значит, ему голову смахнул. Полдня он своим
топором работал, но шею даже на четвертушку не перерубил. Зато сам
трясется. Бросил топор, крикнул: «Да не могу я так человека
мучить!» — и был таков. Человека, скажи на милость… Долго мы
пытались Хуго извести. Все пробовали. Жгли его, кислотой
растворяли, из ружей палили. Впустую. Таким он оказался живучим и
крепким, ничто его не брало. А он, бедолага, и поделать ничего не
мог. Пялился только на нас своими гнилушками и корой скрипел. Не
понять даже, мучается он или сам забыл, что человеком был. Коряга
бездушная, и все. В общем, закончилось наше терпение, и послали мы
за священником, в Церковь Человечества. Тот через день явился.
Наполовину механический, как моя нога, поршнями стучит, гудит, меди
больше, чем плоти на костях, но дело свое хорошо знал. Прочитал
литургию… Так, мол, и так, именем Человечества Извечного и
Всеблагого, да уйдет скверная генетическая зараза, порочащая род
людской. И иголкой его из инъектора! Мы думали, толку от той
иголки... Но видим — вроде действует. Кора словно бы размягчаться
начала, а дерево задрожало мелко, и ветви вроде съеживаются… Ну, мы
на это дело смотреть не стали, нет таких охотников. Может,
геномагия и светлая, от священника, но все равно симпатичного мало.
На следующий день явились, а Хуго уже и нет. Весь пол только в доме
жижей какой-то зеленой залит, а в ней мусор всякий плавает — кости
человеческие и ветки вперемешку. Да гнилушек пара, только уже не
светятся… Ты слушай, слушай, подлец, и на ус крути! Вот что бывает
с теми, кто в Ярнвид без дела суется!