Аэнну’Глайи сладок… и
смертелен. Но смерть от этого редкого яда легка, как белоснежные
лепестки, и скора — не дольше нескольких глубоких вдохов.
Такую смерть наследники фэйри считают драгоценным подарком.
Взгляд Метджена, обращённый к
кинжалу, светился тоскливым вожделением. Он надеялся и вместе с тем
не мог поверить, что всё это не было лишь очередной мучительной
игрой.
— Твоё время пришло. Твоё имя
запомнят, — мягко заверил его Колдун. — Ты — герой,
Метджен из рода Эрхенны.
С этими словами неуловимым движением
он вонзил кинжал в тело пленника. Метджен не вскрикнул —
только дёрнулся и коротко вздохнул. Кажется, он был счастлив,
несмотря на свой страх перед грядущим судом Стража Порога.
Колдун закрыл ему глаза и некоторое
время созерцал истерзанное тело. Потом он обернулся ко второму
воину. Взгляд его серых глаз был почти ободряющим.
— У тебя другая судьба, Павах из
вельможного рода Мерха, — произнёс он.
Воин почувствовал, как холодеют его
кости. Нет, он не мог позволить страху завладеть собой. Он был
сыном знатного рэмейского рода, избранным, телохранителем самого́
наследника трона Таур-Дуат. Но как он мог противостоять тому, чьё
существование даже не было возможным? Не мог ходить по земле тот,
кто в равной степени умел обращаться и к магии демонов, и к магии
фэйри. Слишком разная кровь, разная энергия. Однако проклятый маг
был здесь, перед ним.
— Чего ты хочешь? — обречённо
спросил воин.
— Я всего лишь исполняю то, на что
все мы согласились.
— Но мы исполнили свою часть уговора…
Мы сделали всё, что могли!
— Знаю. Но история должна быть
достоверной. Тебе потребуется немного… измениться.
Колдун подался вперед, окидывая
Паваха оценивающим взглядом. Воин невольно отпрянул, насколько
позволяли оковы.
— Как интересно, — промурлыкал
Колдун, поводя носом. — И правда, Проклятие Ваэссира… Ну что
же, приступим. У нас не так много времени, чтобы сделать из тебя
героя.
Дальнейшее Павах не хотел
помнить.
Потом пришли рэмейские солдаты, но
освобождение казалось не больше чем сном. Даже в полузабытье он
помнил слова, болезненно ввинчивавшиеся в его сознание: «Ты
никому не расскажешь».
***
Тремиан остановился и отдышался. В
груди у него кололо от непривычно долгого и быстрого бега. Воздух
пустыни, сухой и горячий, вторгался в лёгкие и обжигал их. Но
времени на отдых не было. Преследователи были упорны, и участь его
казалась неотвратимой, как Дикая Охота в Последний День Года. Точно
свора гончих Каэрну, рогатые воины шли по его следу. У Тремиана не
было возможности ни добраться туда, где ему могли помочь, ни даже
послать весть. А его семья… семья… Нет, нельзя было думать о них.
Это иссушало и без того оскудевшие силы.