***
Старый чёрный пёс, свернувшийся
в ногах у девушки, глухо гавкнул. Его голос с годами
потерял былую звонкость, но остался устрашающим, даже когда
он приветствовал друга. Тэра приподнялась на локте
и прислушалась. Через некоторое время раздался стук
в дверь. Пёс лениво вильнул хвостом, давая девушке понять, что
не чует беды.
Тэра поднялась с ложа
и зажгла пару светильников, разогнавших уютную темноту.
Золотистые огни осветили полки со свитками и небольшой
шкафчик, украшенный резными лотосами, в котором девушка
хранила свои письменные и косметические принадлежности. Ставни
были открыты, и ветер из храмовой рощи играл
с тонкой расшитой серебряной нитью кисеёй на окне.
Тэра, ёжась, накинула простую длинную
тунику, подошла к двери и отперла её.
— Учитель, — она тепло
улыбнулась.
Перкау прошёл в небольшую
комнату, которую девушка часто делила с храмовыми псами.
У священных собак было собственное место для сна,
но звери любили приходить к ней. Пара глиняных мисок
с водой неизменно стояла на полу у окна, чтобы псы
могли утолить жажду, когда им будет угодно. Низкий подоконник
позволял им беспрепятственно покидать комнату
и возвращаться, когда вздумается.
Пёс-патриарх, давний спутник Тэры,
лениво слез с её ложа и подошёл к жрецу
за порцией ласки. Перкау почесал его за острыми ушами,
но продолжал пребывать в мрачной задумчивости. Прибытие
воинов Императора сильно встревожило его, но, похоже, дело было
не только в этом
— Что печалит тебя? — с тревогой
спросила девушка. Боясь предположить самое страшное, она заговорила
о другом: — Он заподозрил что-то?
— Не больше очевидного: что
не я вернул его, и не кто-либо
из остальных четверых посвящённых жрецов нашей небольшой
обители, — вздохнул Перкау.
— Мы можем сказать, что
Страж Порога явил Свою милость через наших братьев и сестёр,
которые уже отбыли в другой храм.
— Возможно, так и скажем...
Но дело не в его подозрениях.
Тэра ощутила холодный укол тревоги
и испытующе посмотрела на жреца, который вырастил
её и обучил. Перкау колебался, но это были уже лишь
отголоски сомнений. Решение он явно принял ещё до того,
как пришёл к ней.
Бальзамировщик подошёл к своей
ученице и погладил её по волосам — девушка
укладывала их в традиционную причёску рэмейских жриц.
По тому, как Перкау нахмурился, Тэра поняла, что
он заметил: за все те ночи, которые она провела
у ложа умирающего царевича, в её волосах стало
намного больше серебра, чем золота. Но её мышцы были
по-прежнему сильны, и кровь бежала по жилам так же
стремительно, как и прежде. Девушка хотела успокоить жреца,
сказав ему об этом, но тот нарушил тишину первым.