Художник перевел дыхание и прислонился к старой резиновой шине, которую ему недавно с кряканьем опустили на спину.
На берег пруда вышел невысокий, в кургузом пиджачке, небритый, с алкашным оттенком лица мужчина. Руки его были обильно татуированы. Глаза смеялись.
– Я кому сказал! Брысь! – прикрикнул он.
Шесть подростков. Да еще у одного металлический прут, у другого нож, у третьего бритва – это опасно даже для самого крепкого мужчины. Они начали окружать незнакомца.
– Бунт молокососов? – рассмеялся мужчина. И вдруг с быстротой кобры рванулся вперед, сграбастал первого попавшегося пацана, захватом зажал шею. Со щелчком вылетело лезвие ножа. – Его первого режу. А потом – как придется!
Пацаны застыли.
– Психованный. – Буза взвесил в руке прут.
– Ты вторым будешь, – пообещал мужчина.
Буза невольно отступил, что не укрылось от глаз его шестерок. Шобла колебалась. Шобла была испугана. А испуг шоблы легко перерастает в панику.
– Дядя, не надо! – истошно заорал заложник, когда лезвие надавило на шею.
Буза отбросил прут.
– Брысь отсюда, щенки! – Мужчина отшвырнул от себя пацана, наддав ему пенделя, и подался вперед, взмахнув лезвием.
Тут и послышалось долгожданное:
– Атас!
И шобла рассыпалась в стороны.
Художник так и сидел, прислонившись к шине. И всхлипывал. Из носа и раны на голове текла кровь.
Неожиданный спаситель нагнулся над ним, взял за подбородок, посмотрел в глаза.
– Это ты дуролому тому нос раскровянил?
– Я, – кивнул Художник.
– Хвалю, волчонок. – Мужчина поднял с земли папку для рисунков, отряхнул от комьев земли, взял порванный рисунок. – Знатно сделано.
Он разгладил бумагу и положил в папку. Быстро осмотрел жертву:
– Цел вроде. Вытирай сопли и пошли. Где живешь?
– За Фабричной. С матерью.
– Вот она обрадуется, – усмехнулся он.
– Ей все равно. Двенадцать часов. Она уже пьяная.
– Ну тогда давай ко мне…
Мужчина жил в Курееве – окраинном трущобном районе, состоящем сплошь из дощатых домишек – в большинстве самостроя. Здесь жило самое отпетое ворье города Дедова. Приезжали сюда гости из Ахтумска и даже из Москвы по каким-то блатным делам. Мораль у местных была простая: зону не топтал – ты не человек.
– Чаю? – спросил мужчина, когда они зашли в деревянный, с трехоконным фасадом дом.
– Если вас не затруднит, – вежливо произнес мальчишка.
Мужчина заварил чай в алюминиевой кружке, вытащил блюдце с вареньем. Себе налил стопку водки, махом опрокинул ее, закусил грибочком: