Они вышли из комнаты, и Тамара Константиновна, опустившись на стул, беззвучно разрыдалась. Татьяна взяла с серванта пузырек с успокоительным и накапала в стакан несколько капель, протянув его своей бывшей коллеге. Та молча выпила и, утерев красные глаза, сказала:
– Самое ужасное, что при любом результате расследования она останется такой же… Она останется такой навсегда.
У Ларисы не нашлось слов, чтобы утешить бедную женщину. В самом деле, что можно говорить в подобных случаях, кроме как пожелать, чтобы ни одной матери не довелось в жизни пережить такое.
– А может, и не надо тебе этого расследования, а, Тамара? – неожиданно спросила Татьяна. – Только нервничать будешь больше…
Тамара Константиновна медленно подняла на нее взгляд и покачала головой.
– Нет, – произнесла она твердо. – От этого я не откажусь.
Лариса почувствовала, что больше не может оставаться в этой тягостной обстановке, где все словно пропитано болью и отчаянием, и посмотрела на часы.
– Последняя просьба, Тамара Константиновна. Мне нужна фотография Лели, не могли бы вы мне ее дать?
– Да, конечно, – тут же встала мать Лели. – Я сейчас вам принесу.
Через минуту она вернулась, держа в руках цветной снимок с улыбающейся Лелей в выходном платье. Девушка с красивой прической и макияжем выглядела совсем не такой, как сейчас: казалась старше и увереннее.
– Это Леля год назад после поступления в училище, – пояснила мать.
– Что ж, большое спасибо за угощение, Тамара Константиновна, приятно было познакомиться, но мне пора. Как и обещала, завтра же начну заниматься вашим делом. А возможно, даже и сегодня, – задумчиво добавила Лариса, глядя на фотографию и уже обдумывая один из вариантов.
– Да, и я тоже пойду, – засобиралась Татьяна.
– Давай я тебя подкину, – кивнула сестре Лариса и пошла в прихожую.
Попрощавшись с хозяйкой, женщины вышли на улицу и сели в «Вольво». Лариса, с наслаждением закурив, открыла окно.
– Ну и какое впечатление она на тебя произвела? – спросила Татьяна.
– Милая женщина, – коротко ответила Лариса, хотя понимала, что сестра имеет в виду не мать, а дочь.
О девочке ей сейчас говорить не хотелось. Котова поймала себя на мысли, что постоянно вспоминает испуганный и словно какой-то молящий взгляд Лели. И даже когда поздно вечером она ложилась спать, перед ней стояли полные горечи глаза девочки.