– Нас?
– Ну, разумеется. «Торпедировали!..» О, это звучит шикарно.
Мы возвращались через Финляндию в Петербург вместе с курортными расфуфыренными дамами в шляпах набекрень или сползших на затылки, как у подвыпивших мастеровых. Возвращались с дамами в слишком дорогих платьях, но с нечесаными волосами и губной помадой, размазанной по сальным ненапудренным подбородкам. Эти дамы, откормленные, как рождественские индюшки, эти осатаневшие дамы, преимущественно буржуазки, – дрались, царапались и кусались из-за места в вагоне для себя и для своих толстобрюхих кожаных чемоданов.
Одна красивая стерва с болтающимися в ушах жирными бриллиантами едва не перегрызла мне большой палец на правой руке, когда я отворил дверь в купе. К счастью, я уже знал назубок самый большой матросский «загиб» и со смаком пустил его в дело.
Ехали день, ночь, день, ночь.
По горячим сверкающим рельсам навстречу гремели воинские эшелоны.
Как ныне сбирается вещий Олег
Отмстить неразумным хазарам…
Пели красные вагоны «на сорок человек и десять лошадей».
Ночь, день, ночь, день.
Пенза.
Вокзал.
Он напомнил мне липкую смертоносную бумагу от мух в базарной пивной. Эта бумага шевелилась. Она была черным – черна от будущих мушиных трупов. А какое теперь преимущество перед мухой у человека? Бедняга, он также влип. Но это я понял несколько позже.
Казанская улица. Дом. Звоню. Вбегаю. Целуюсь с сестрой, с Настенькой, с отцом. И тут же, в прихожей, заявляю:
– Папа, я ухожу добровольцем на флот!
– Сними-ка, Толя, шинель… О, возмужал!
– Ты слышишь, папа?
– Конечно. Добровольцем?.. Сделай одолжение. На флот?.. Твое дело. Куда угодно, – говорит он совершенно спокойно. – На флот, в кавалерию, в артиллерию. Но… – и разводит руками, – после того, как окончишь свою гимназию.
– Как! Ждать почти целый год? Да ведь самое большее через три месяца наши войска будут в Берлине.
– Какой дурак тебе это сказал?
– Все говорят!
Он брезгливо поправляет на носу пенсне.
– Ты, папа, сомневаешься?
– По-моему, при таком количестве дураков и хвастунов будет очень трудно выиграть войну.
– Значит, вся Россия – хвастуны?
– Вся не вся, но… Словом, это не самая приятная черта нашего национального характера.
Под воинственную дробь двух барабанов по улице проходит маршевая рота.
Отец пощипывает бородку. Это помогает ему сосредоточиться, довести мысль до логического конца.