– Очень красивые места, – сказала я, и Курт подтвердил мои слова кивком головы, умудрившись при этом не оторваться от кружки с пивом. – Где вы снимались?
– Одесса, Крым, – отдуваясь, сказал Курт и неожиданно икнул.
– Так у меня же бабушка из Одессы, – воскликнула я и еще раз поднесла фотографию к самым глазам. Ту самую, где его сын обнимался со своей «киской».
Они стояли рядом с машиной, и мне удалось рассмотреть и запомнить номер этой машины. Номер был украинский, а это могло означать, что или Пауль, или его «киска» проживает в Крыму.
Курт к этому времени совершенно расслабился. Да и чего ему было опасаться? Он сидел в пивной со своей соотечественницей, пил пиво, сегодня он выручил за коллекцию икон огромные деньги, но об этом не знал никто в этом городе, кроме устроителей аукциона.
В том, что мне не известна его тайна, Курт был уверен на сто процентов и поэтому чувствовал себя со мной совершенно спокойно.
И я рискнула задать ему вопрос напрямую:
– А что, «киска» Пауля живет в Одессе? – и хитро прищурила глазки.
– Да, да, – ответил Курт. – И киска, и сам Пауль. Он там работает.
Это было уже интересно. Его сын живет на Украине, а отец анонимно торгует в Англии русскими иконами. Пожалуй, слишком очевидно для простого совпадения.
– Она «нови руски»? – улыбнулась я.
– Да, да, – обрадовался Курт. – «Нови руски, киска», – и забрал у меня бумажник с фотографиями.
Напевая это понравившееся ему словосочетание, Раушенбах отлучился в туалет. Оставшись за столом в одиночестве, я перестала изображать из себя веселую жизнерадостную Марту и попыталась проанализировать ситуацию. Она была предельно выгодной для меня. Мне удалось не просто обнаружить поставщика русских икон на один из самых престижных в Европе аукционов, но и познакомиться с ним. Меня так и подмывало спросить, а не может ли его сын помочь мне приобрести в России несколько икон для коллекции. Это могло прозвучать довольно естественно, но с другой стороны – было опасно. Такой вопрос мог насторожить Раушенбаха. Я хорошо помнила его испуганное лицо на аукционе, и мне не хотелось увидеть его снова.
«Потерпи, Багира, – сказала я себе, – и он сам тебе все расскажет».
В это время из туалета вернулся Раушенбах, такой же жизнерадостный и полный энергии. У него все пело в душе и желало продолжения праздника.