– Эх, повезло, – буркнул Суворов, вылезая из «Ауди», – «мусора» не ластанули, а то потом доказывай, что ты только понюхал пробку от бутылки безалкогольного пива.
– Тебе-то что? – спросил у него Савичев. – За тебя папа словечко замолвит.
– А тебя гаишники и так отпустят – за автограф, – не остался в долгу Суворов.
База оказалась большим одноэтажным зданием из красного кирпича. На входе дежурили два мрачных охранника с автоматами.
– Свои, Михалыч, свои, – четко произнес Смолинцев.
– Сколько вас? Опять ты, Макс, режим нарушаешь? – отозвался Михалыч.
– Ну что вы прикопались ко мне с этим режимом?! – взвился Смолинцев. – Выиграем мы матч, выиграем!! А то сначала один, потом другой!..
– Не кипешуй, Михалыч, – сказал Климов, – мы в Подмосковье этот «Сатурн» первым звеном вынесли в одну калиточку, знаешь…
– Смотри, кабы вас не вынесли, – проворчал охранник, серьезного вида рослый мужчина лет под пятьдесят. Его напарник, молодой бугай лет двадцати семи, насмешливо осклабился:
– Брось, Михалыч! Пусть ребята расслабятся. А, и Савичев здесь?
– Будешь много болтать, Петров, тебя уволят, – полушутя-полусерьезно проговорил Суворов. – Будь добр, дай, пожалуйста, ключи.
– Слушаюсь, Сергей Александрыч, – с добродушной насмешкой протянул тот. – Получайте.
* * *
По какому-то недоразумению у бравых парней из тарасовской ледовой дружины обнаружилось два ящика пива. Один легко, на одной левой руке, нес Савичев, другой, кряхтя и пыхтя, волочил Сережа Суворов.
Впереди всех, буквально вися на Лене, тащился Смолинцев.
– Ты не понимаешь, Ленка, – говорил он, – вот твой отец тренирует нашу команду… Тренер он классный, но ты, его дочка, к хоккею никак… Неужели трудно понять, что спорт только наполовину борьба… а еще на пятьдесят процентов спорт – это секс?..
– Ты что это там несешь, Макс? – подозрительно спросил Савичев.
– Несешь ты, причем пиво, вот и неси себе, и не болтай, а то ящик уронишь, – отпарировал Смолинцев. – Так вот, – снова повернулся он к девушке, – ты знаешь такого баскетболиста… Дэнниса Родмана?
– Не-а, – ответила та.
– Зря. Так вот он вообще утверждает, что его игра, баскетбол, не менее чем на три четверти состоит из секса, из животных инстинктов, и лишь одна четверть, игровое начало, и оформляет весь этот хаос основных инстинктов в определенное русло.