Элоиза тут же поменяла позу на более приличную.
Она пристально смотрела на Филиппа, ожидая, когда же тот хоть что-нибудь скажет.
Филипп молчал.
Элоиза чувствовала, что тишина становится для нее невыносимой. Больше всего ее угнетало, когда люди молчат – Элоизе казалось, что это ненормально.
– Сэр Филипп, я… – начала она, еще не зная, что собирается сказать.
Но заканчивать фразу ей не пришлось. Откуда-то сверху вдруг раздался душераздирающий крик.
Элоиза в панике вскочила на ноги.
– Господи, что это?! – вырвалось у нее.
– Ничего страшного, – вздохнув, произнес хозяин дома. – Мои дети.
– У вас есть дети? – удивилась она.
– А что, – усмехнулся Филипп, – это что-то меняет? – Слова его прозвучали недвусмысленно резко.
– Ни в коем случае! – поспешила заверить его Элоиза. – Я люблю детей, у меня у самой бесчисленное множество племянников и племянниц, и, смею вас заверить, все они, в свою очередь, без ума от меня. Тем не менее, сэр, – прищурилась она, – вам следовало бы упомянуть об этом в своих письмах.
– Неужели я не упоминал? – удивился теперь уже он. – Вы, должно быть, просто пропустили это, мисс!
Элоиза резко, даже, пожалуй, немного с вызовом, вскинула подбородок:
– Уверяю вас, сэр, этого бы я не пропустила!
Филипп в ответ лишь молча пожал плечами.
– Вы ни разу не упомянули о своих детях, – продолжала она. – Если сомневаетесь, я могу доказать вам это!
Филипп с недоверчивым видом скрестил руки на груди.
– Где мой багаж? – Элоиза решительно направилась к дверям.
– Одно из двух, мисс, – предположил он, – либо там, где вы его оставили, либо – что вероятнее – мои слуги уже о нем позаботились и он в вашей комнате.
Элоиза обернулась на пороге:
– Все ваши письма при мне, сэр. Если вы там найдете хотя бы одно упоминание о ваших детях, можете делать со мной что угодно!
Филипп изумленно уставился на нее:
– Вы сохранили мои письма, мисс Бриджертон?
– Разумеется, – кивнула она. – А вы мои разве нет?
– Видите ли… м-м-м… – замялся он.
– Все ясно! – укоризненно покачала головой Элоиза.
Филиппу часто казалось, что он никогда не сможет понять женщин, и, вопреки всем научным классификациям, он готов был отнести мужчин и женщин к двум разным видам, если не типам, живых существ. Филиппу часто приходилось испытывать растерянность перед женщинами, но такой сильной, как сейчас, пожалуй, еще ни разу.