– Только найти доказательства убийства.
– Наверное, это не займет много времени.
– И не очень обременительно.
Мне показалось – или в их голосах и впрямь проскочило сочувствие? Однако жалость ко мне не заставила их отказаться от затеи.
– Если же выяснится, что убийства не было, мы поверим вам на слово.
– Все знают о вашей исключительной честности и порядочности по отношению к работе.
– Все говорят, что вы не обманете клиента, не схалтурите и не бросите дела, если за него возьметесь.
– Мы справки наводили.
Оба замолчали и, выжидательно глядя на меня своими по-младенчески чисто-голубыми глазами, засопели. Так как польщенной я себя не чувствовала, то тоже молчала, только смотрела и сопела. Сопела я гораздо лучше их. Спорщики не выдержали первыми. Переглянулись и затянули:
– Ну так как?
– Вы согласны?
При ином раскладе я бы встала и ушла, не затруднив себя даже прощанием, но сейчас выпендриваться было неразумно. Я перевела предложенную сумму в рубли по курсу. Протянуть до выздоровления хватит, а там, глядишь, и перепадет какая-нибудь работенка поприбыльней. Я всегда говорю: следует быть ближе к народу. А народ жаждет ясности. Так почему не доставить ему удовольствие? Отнесусь к заданию как к халтурке. В общем, я выдавила из себя звуки, означающие готовность приступить к выполнению поручения. Не иначе у меня в этот момент поднималась температура.
– Замечательно!
– Я знал, мы поладим, – обрадовался народ.
– Расходы, – прервало их восторги мое сипение.
– Да какие тут расходы!
– Кафе внизу, в нашем доме, – забеспокоились азартные парни.
Мы полчаса препирались. Они стояли на своем: не на что мне тратиться. Я возражала, хрипела, чихала и кашляла. Результатом моих усилий явились двести рублей, выбитые у скупых миллионеров на непредвиденные обстоятельства. Вероятно, они сдались, испугавшись перспективы подцепить от меня заразу.
– До свидания.
– До скорой встречи.
– Будем ждать от вас вестей.
– Надеемся, они не заставят себя ждать.
– Держите нас в курсе.
– Мы в вас верим.
– Угу! – это у меня вырвалась прощальная реплика.
Я выбралась из подъезда и прислонилась спиной к стене. Хотелось завыть от жалости к себе, но нельзя было: я находилась в самом центре города. Передо мной – небольшая площадь, с одной стороны которой виднелись парк и художественный музей, с другой – правительственные учреждения, банк, магазины и прочие казенные дома. Напротив меня красовался старинный особняк – тоже музей, тарасовского поэта Павла Андреевича Образцова, снискавшего себе лавры прославлением в стихах родного города. Местные искусствоведы, критики и литераторы любовно называли Образцова «наш декабрист», хотя это было несправедливо. Кроме десятка стихотворений, ничего Павла Андреевича с событиями 14 декабря не связывало. Отсутствие его на Сенатской площади, скорее всего, было обусловлено отдаленностью нашей местности от Петербурга да тарасовскими дорогами. Они и сейчас-то из рук вон плохие, а в XIX веке легче было добраться из Петербурга до Америки и обратно, чем от нашего города до ближайшего села.