M-r Полесов-старший собственной
персоной – трудно было бы его не узнать. Это первые недели две
меня, наивную смолянку, подобное обхождение приводило в шок, а
потом я как-то попривыкла. Это стало таким своеобразным ритуалом и
нашей маленькой тайной от всего семейства и его жены в
частности.
Сейчас, например, я больше изображала
голосом возмущение, чем была возмущена на самом деле:
— Георгий Палыч! – вспыхнула я, не
без труда размыкая кольцо его рук. И потом только продолжила более
мягко: – кто-нибудь ведь войти может.
Георгий Павлович Полесов или просто
Жоржик, как звали его друзья и родственники, был весьма импозантным
мужчиной в самом расцвете лет. Хитрющее выражение лица Мари явно
унаследовала от папеньки, лицо это было не лишено
привлекательности, что позволяло Жоржику считать себя первым
дон-жуаном нашей улицы. А особенной его гордостью были усы, которые
он старательно подвивал, напомаживал и вообще носился с ними так,
как не всякая барышня носится со своими локонами.
— Кто это вас так из моих сорванцов?
– Жоржик, блаженно улыбаясь, кивнул на измазанную мою щеку.
— Ваш любимец как всегда. Я его
наказала, а Мария Георгиевна обещала нажаловаться Елене
Сергеевне.
— И правильно сделали, что наказали,
зайчонок мой. А об Еленочке можете не волноваться… - Полесов,
кажется, принял мой тон за кокетство и, интимно понижая голос,
снова попытался обнять.
— Георгий Палыч, мне нужно умыться, -
вывернулась я, благо дверь находилась прямо за моей спиной.
Право, после наших разговоров мне
хотелось не только умыться, но и долго тереть свое тело мочалкой.
Меня все еще передергивало, стоило вспомнить, как однажды ночью,
едва я поступила в этот дом, я была разбужена оттого, что с меня
стаскивают одеяло самым беспардонным образом. Уж не знаю, где он
раздобыл ключ от моей спальной – я всегда запиралась на ночь.
Разбудив же меня, Георгий Павлович обрадовался и принялся
раздеваться сам. Просьб моих он не слышал, каждое возмущение
понимал как-то очень по-своему, а требование выйти вон опять принял
за кокетство и резво запрыгнул ко мне в кровать.
И думать не хочу, на что он
рассчитывал, но все кончилось тем, что я схватила с прикроватной
тумбочки стакан с водой и разбила его о голову своего работодателя.
Как ни странно, помогло. То ли Георгий Павлович впечатлился
осколком стекла, который я сжимала весьма решительно, то ли просто
осознал вдруг, что не так уж он обворожителен, как надеялся. Так
или иначе, Полесов сполз с кровати, подобрал свои ботинки и
кальсоны и, бормоча что-то, держась за ушибленную голову, спиною
выбрался за дверь.