– Прекрасна была Метида-Мысль, дочь седого Океана, – нараспев
затягивает Гермий, танцуя вокруг алтаря. – Прекрасна была Метида,
богиня разума, первая жена великого Зевса. Прекрасна и мудра, что
редко случается с прекрасными. Кто воспитал Зевса, укрытого на
Крите от Крона-Временщика, отца, пожиравшего детей? Метида! Кто
помог Зевсу вывести его братьев и сестер из отцовской утробы?
Метида! Кто сказал Зевсу, что носит дитя от него? Метида! Кто
сказал Зевсу, что это дитя превзойдет родителя? Метида!
Танец прекращается.
– Странное дело, – продолжает Гермий другим тоном. – Я заметил,
что самые большие глупости изрекают именно мудрецы. Сказать Зевсу,
что его ребенок превзойдет отца? И рассчитывать после этого на
спокойные благополучные роды? На любовь венценосного мужа? В такой
мудрости есть что-то, непостижимое для меня. Стоит ли удивляться,
что Зевс проглотил свою болтливую жену? Если ты – сама мысль, сиди
внутри и не вякай! В конце концов, если дедушка Крон пожирал уже
родившихся детей, то пожрать беременную жену – для нашего папы,
сестричка, это истинная предусмотрительность. И наследственная,
замечу, черта. Иногда я думаю, Афина, что ты не имеешь детей,
потому что боишься. Не только отцы способны пожирать жен и
потомство. Матери не уступят отцам в этом благородном
занятии...
Он встает так, чтобы алтарь отделял его от Афины. Ждет, не
бросится ли Дева на него, пренебрегая тем, что находится на чужой
территории. Улыбается, приветствуя сдержанность гостьи.
– Так как же все-таки ты родилась? Действительно ли пришлось
звать Гефеста, чтобы он расколол отцу голову молотом? Впрямь ли ты
вышла из папиного черепа с копьем наперевес?! Мне до смерти жаль,
что я не видел этого милого зрелища...
– Заткнись!
Спокойно, предупреждает Афину мудрость. Спокойно, девочка моя, я
ничуть не оскорблена. Не оскорбляйся и ты, хорошо? У мудрости голос
матери; голос, которого Афина никогда не слышала наяву. Он нарочно
злит тебя, добавляет военная стратегия. У него есть цель; тебе надо
выяснить, какая. Гермий не хуже тебя знает, что «пожрать» в
понимании нас, в чьих жилах кипит божественный ихор – не откусить,
разжевать и проглотить. Это значит включить природу жертвы в
природу хищника, сделать чужие качества своими. Пусть не до конца,
не в полной мере, но у волков, коз и людей тоже не все съеденное
остается в их телах. Случается, непереваренное выходит естественным
путем, удобряя землю для нового урожая; случается, едока рвет, если
он не в состоянии переварить пищу.