Отстучала прощальное сообщение, описывая всю ту боль, что Серёжа нанёс мне предательством, и поставила на отправку в ожидание. Может быть потом, когда-нибудь он включит телефон и получит последнее послание от меня, узнает, что предал ещё и ребёнка, но я буду далеко, а механический голос скажет ему – недоступна. И вот тогда Тробушев пожалеет, но будет уже поздно.
За четыре дня я перетаскала к Маринке половину своего гардероба, превратив её комнату в комиссионный интернет-магазин, а на счёт приюта для зверушек поступила приличная сумма. Вера звонила каждый день, интересовалась самочувствием, поддерживала, а Надюша залегла на дно, скрываясь от безопасников Белова.
Казалось, отец успокоился и погрузился в империю денег, отложив планы слияний и замужеств для дочерей, но всего лишь казалось. В пятницу Вадим забрал меня из института и повёз в противоположную сторону от дома.
– Мы куда? – поинтересовалась у него.
– Михаил Алексеевич велел доставить вас в ресторан, а перед этим заехать в салон, – утолил любопытство водитель и больше не отвлекался от дороги.
Сидя в кресле перед большим зеркалом и подвергаясь косметическим пыткам, я поняла, к чему всё идёт. Для поесть я сгодилась бы и в джинсах, а коктейльное платье с тонкими бретельками, сползающими с плеч, крупные кудри, поднятые вверх и уложенные в замысловатую причёску, вечерний макияж, подчёркивающий губы и глаза – выглядели как реклама выгодного товара.
В подавленном состояние поднималась на лифте в ресторан, стараясь дышать спокойнее и не привлекать к себе внимание Вадима, а зайдя, задохнулась от ужаса. За столом сидел отец, довольно улыбаясь и потягивая коньяк, а напротив растёкся по дивану Ян Бродецкий, ощупывая липким взглядом официантку, принимающую заказ.
– Любонька, – потёр бородку и подкрутил ус Бродецкий, старательно втягивая живот. – Рад, что ты составила нам компанию. Очень рад.
От его откровенной похоти в голосе подступила тошнота и в глазах запрыгали мушки. Отец ещё ничего не сказал, а в голове уже запрыгали картинки навязываемого брака. В этот момент старый извращенец взял меня за руку, коснулся её слюнявыми губами, а мой дневной перекус попёр наружу.
– Мне надо освежиться и помыть руки, – выдернула обслюнявленную кисть из потных ладоней, еле сдержав брезгливую гримасу в себе, неторопливо пересекла зал, не срываясь на бег, а скрывшись за поворотом, понеслась к уборным со всех ног.