Идарис не делал различий меж бедными и богатыми. Город любил
всех своих жителей одинаково. А Гвин любила Идарис.
Адептка знала каждую его улочку. Каждый тупичок. Закрой она
глаза, ощупью доберется из одного его конца в другой. Конечно, при
условии, что не наступит никому на ногу или не опрокинет лоток
пекаря ненароком. Впрочем, стоило однажды провести такой
эксперимент и попробовать. Но не теперь. Она спешила в канцелярию.
И уже изрядно опаздывала.
На подходах к Академии Чародейства Гвин замедлилась, дабы
отдышаться после бега. Поправила растрепавшиеся волосы, рыжие с
дивным алым отливом. И уверенно шагнула под арку.
В Академии ворот не было. Да и кто рискнет сунуться к чародеям
без приглашения, а уж тем более вызывать их недовольство? Поэтому
была лишь арка. Монументальная и высокая. Она состояла из
многочисленных скульптур всевозможных живых существ. Только их
почти не было видно. Арку увивали густые лозы дикого винограда —
изумрудные летом и бардовые осенью.
Гвин торопливо прошла мимо группки старших адептов. Они
расселись на краю фонтана посреди внутреннего двора. Юноши и
девушки наслаждались прохладой летящих брызг.
Внезапный взрыв хохота заставил Гвин обернуться через плечо.
Нет, смеялись не над ней. Причиной всеобщей радости оказался
высокий блондин со взъерошенными волосами. Крисмер ВарДейк. Этого
повесу все в Академии знали. Знатный дамский угодник. Но при этом
весьма способный адепт. Слухи о его приключениях во всех сферах
жизни давно облетели Идарис. Вот и теперь он оставался в центре
внимания. И явно тем наслаждался.
Гвин презрительно фыркнула, поймав на себе взгляд ВарДейка.
Блондин подмигнул ей.
Девушка поспешно отвернулась и прибавила шагу.
Крисмер ВарДейк раздражал ее. Выводил из себя так сильно, что
удержу не было. Своей нарочитой небрежностью, всеобщей любовью и
бесконечной чередой подружек, что сменяли друг друга быстрее, чем
времена года. Но ничего. Найдется и такой крепкий орешек, что
окажется ему не по зубам. Гвин свято в это верила. Отчего-то ей
искренне хотелось, чтобы ВарДейк хоть раз узнал о том, что
чувствуют брошенные им девушки с разбитым сердцем.
В холл первого этажа адептка зашла с улыбкой. Будто месть
женской солидарности уже свершилась.
Мраморное помещение дохнуло прохладой. А еще — привычными
запахами старых пергаментов и свежих зелий.