В себе не уверена. Переживает. В то же время не особенно боится.
Считает, что для неё в любом случае исход будет благоприятным. Я её
удивил, но, тем не менее, являюсь лишь докукой, непредвиденной
случайностью, вроде поломки не самой нужной в быту вещи. Исправить
положение не сложно, а запросто нельзя, ну, как капающий кран
сменить в ванной. Придётся потерпеть, подождать мастера, только и
всего.
Иного отношения к себе я не заметил. Вещь. Некстати
забарахлившая вещь, которую проще заменить, чем чинить.
– Я кофе сварю, – поднялась она.
– Я не буду, мне врачи не велят.
– А тебе никто и не предлагает, – поставила она меня на
место.
Вышла.
Я же пошел на разведку. Осмотреть принадлежащую мне
квартиру.
Первое впечатление не обмануло: комнат было много. Не удивлюсь,
если прежде на площадке было сначала три квартиры, но одну мои
родители (раз я в этом теле, это – мои родители) прикупили, чтобы
жить просторнее. Хотя куда уж просторнее – двоим? Или чин того
требовал, честь мундира?
И вещей, обстановки в комнате было достаточно, на мой взгляд –
перебор. Мебель. Гобелены. Картины. Два Поленова, один Саврасов,
один Левитан, один Серов и один Айвазовский. Картины всё небольшие,
но удивлюсь, если хоть одна из них окажется копией. Не могли мои
родители позволить себе копии.
И еще: не было запаха логова мужчины. Приходящие запахи были, но
запаха мужчины, хозяина, человека, сделавшего это место своим
логовом – нет. Мое оптимизированное обоняние ручалось за то.
Следовательно, всё сложнее, нежели казалось сначала. И Анжелика
не мечтает тут же промотать состояние мужа (возьмем в кавычки и
«промотать», и «состояние», и «мужа»), а не прочь обосноваться
всерьёз и надолго. Потому роль Игоря получается еще менее ясной,
хотя куда уж меньше.
Я зашёл в библиотеку. Да, книг здесь было не то, что у меня. Не
полсотни, счет шел на тысячи. В шкафах красного дерева. А шкафы под
высоченный потолок. Специальная стремянка, сама по себе –
произведение искусства. И книги на немецком, английском,
французском языках. Даже на китайском. Как я заметил, либо на
военную тему, либо на медицинскую. А ещё мистические откровения.
Классической русской литературе было отведено три полки,
постреволюционному времени – одна. Красный граф Толстой – знаю.
Горький – знаю. Фадеев, Вишневский - как же, читали. А вот
Софронов, Марков – мимо, мимо. И, совсем уже неприметная полочка
самых читаемых: Донцова, Акунин, Мякин, Ситковеций… Тоже не знаю.
Честно говоря, я к литературе отношусь прохладно. И как эндобиолог,
и как офицер. Как эндобиолог вижу – врут много книжные герои. И
ведут себя неестественно. Встают в позу и несут несусветную чушь в
обстоятельствах, когда требуется бежать, экономя дыхание, или же
сражаться, опять же экономя дыхание.