В магазине продавались виниловые пластинки. Советские винилы.
Надя рассматривала их, пока грелась и бродила по торговому залу.
Совершенно незнакомые имена и лица, дешевенькие конверты из мягкой
бумаги. И везде Олимпиада. В магазине играли песни про героев
спорта, вот и сейчас какой-то давящийся баритон с жестоким
прибалтийским акцентом бодро запевал про олимпийский огонь.
Надо было что-то придумать. Во-первых, найти место, где
ночевать. Во-вторых, где-то взять теплую одежду. Всё равно какую,
лишь бы теплую. В-третьих, неплохо бы что-нибудь съесть. На всё
нужны были деньги. И, наверное, документы. А в кармане джинсов
лежал только ключ от квартиры. Остальное осталось в сумке, которую
она повесила на спинку стула перед тем, как встать на этот
проклятый помост.
Вдруг Надя увидела на полу у прилавка серебристую монетку.
Затоптанную и грязную. Аккуратно отодвинув в сторону пялящегося на
пластинки мужчину, она нагнулась и подняла первые в своей жизни
советские деньги. Пятнадцать копеек. Что на них можно купить, Надя
не могла себе даже представить. Наверное, не очень много, судя по
ценам на пластинки. Большие стоили два рубля пятнадцать копеек,
синглы — по рублю.
«Ладно, может, хоть на метро удастся проехаться, там до поздней
ночи можно кататься», — подумала Надя, собрала в кулак всю силу
воли и, выйдя из магазина на пронизывающий до костей ветер,
побежала в сторону метро «Смоленская».
Семён
То, что Гришка накосячил, стало понятно сразу. Дико болела и
кружилась голова, слюней набрался полный рот и дул пронизывающий
ветер. Стало так плохо, что Сенька, не открывая глаз, присел и
опустил голову. Стало немного легче, но не настолько, чтобы открыть
глаза и осмотреться.
— Глянь, Саша, откуда вин взявся? Только шо смотрев сюда, нэ
було никово. Як будто с неба впав*.
Высокий мужской голос, говорящий на каком-то странном языке,
одновременно напоминающий и русский, и украинский, раздался совсем
близко. Кого-то он напоминал, но Сенька никак не мог
сосредоточиться и вспомнить. Подошли, вроде двое. С трудом открыв
глаза, он увидел прямо перед собой пару черных казенных ботинок, а
над ними серые ментовские брюки. И тут Семён вспомнил, с кем
ассоциировался голос: с Веркой Сердючкой, любимицей всех
пенсионеров, а особенно теток с железными зубами. Трансвестит в
платье с блестками и звездой на голове. Какая же фигня в голову
лезет! Она точно так же разговаривала, как этот мужик, смешно
коверкая язык. Только Сеньке было совсем не смешно.