По одну сторону от меня сидел боец с перебинтованной головой, на
грязных бинтах расплылось бордовое пятно, по другую – солдат с
перевязанной стопой. Первый находился в прострации, смотрел в пол,
хотя кусок мяса его, кажется, не интересовал. Второй – весельчак,
ещё при погрузке балагурил. Эти парни были не из моего отделения,
видел их впервые. Двоих раненых из моего отделения везли в другой
машине – им досталось сильнее. Ещё двое погибли.
Я столько времени готовился к участию в этой дурацкой войне, а
теперь всё позади. Я ехал домой. Осознал это лишь когда оказался в
вонючей железной коробке, что везла нас прочь от линии фронта. Моя
война закончилась. Дальше – госпиталь, а потом – дом, поскольку
срок службы к тому времени уже завершится. Поверить не мог своему
счастью. Неужели очнусь, наконец, от этого ужасного сна, коим стал
для меня последний год, и вернусь к нормальной жизни? И зачем,
спрашивается, приезжал?
Теперь главное, чтобы от боли не скопытиться и чтобы руку не
отрезали, а то болит так, что кажется, и руки уже никакой нет.
Время от времени я всё же отвлекался от куска мяса на полу и
смотрел на руку, чтобы убедиться, что та всё ещё при мне.
– Домой поедем, – крикнул сквозь рёв мотора солдат с
перебинтованной стопой. – Всё, на хер, отвоевались. Ещё и медаль,
поди, дадут. Круто, да? Ты с какой роты? Сержант, да?
Я взглянул на него, но ответить ничего не смог: от боли в голове
путались мысли. Внутренняя концентрация помогала блокировать боль,
но лишь ненадолго. Иногда получалось, но потом она возвращалась с
новой силой. А солдат с перебинтованной стопой сидел и
ухмылялся.
Удар был внезапен. Машину тряхнуло, меня швырнуло в стену
напротив, и я больно приложился головой о переборку. Почему-то всё
оказалось в дыму. За спиной кто-то завопил.
Подбили – это было очевидно, а ещё очевиднее было то, что надо
выбираться наружу. Сжимая зубы от боли, потянулся здоровой рукой к
задней двери. Мешал солдат с перебинтованной головой. Он еле
шевелился. Я нащупал механизм запирания, стал дёргать рычаг, но тот
не поддавался. Машина горела. Было жарко, глаза слезились от дыма,
кто-то орал, а я не оставлял попыток отпереть люк.
Наконец, он со скрипом отварился, и я вывалился из задымлённого
салона, кашляя и ловя ртом свежий воздух.
Но тут оказалось не лучше. Повсюду стреляли. Взрывались снаряды.
Они шуршали в небе и падали, вздымая клочья земли. Ехавший за нами
броневик тоже дымился. Людей по близости не было.