Он опять закряхтел, нахохлился и,
низко надвинув пегие брови, уставился в костёр.
— Или, скажем, так... — сдавленно
примолвил он как бы про себя. — Был чудотворец Африкан — нет
чудотворца Африкана... М-да...
Анчутка слушал — и помаргивал. Из
сказанного он мало что уразумел, поскольку в высокой политике не
разбирался. Одно было ясно: плохо сейчас Африкану. Может быть, даже
хуже, чем самому Анчутке.
Внезапно по костру — будто палкой
ударили. Прогоревший почти уже насквозь пень ахнул и развалился,
осыпав беженцев искрами и раскалёнными добела угольками. Анчутка
подскочил, отряхивая шёрстку. Африкан медленно повернул голову и
тяжко воззрился в исполосованный прожекторами сумрак.
— Ох, вы у меня там сейчас
достреляетесь... — проворчал он, и до Анчутки дошло наконец, что
кто-то из пограничников пальнул по их костру из снайперской
винтовки.
— У них пули освящённые! — торопливо
предупредил он.
— Да знаю... — вздохнул Африкан. —
Сам и освящал...
Согнулся, став ещё сутулее, и
зачем-то принялся медленно расшнуровывать высокие ботинки
солдатского образца. Разулся, скрепил шнурки единым узлом и со
вздохом поднялся на ноги. Повесил обувь на плечо, а потом вдруг
склонился к Анчутке и, раскрыв как бы через силу глубокие усталые
глаза, заглянул домовому в самую что ни на есть душу.
— Так что, дружок, дорога нам теперь
с тобой — одна...
Эти произнесённые хрипловатым шёпотом
слова почему-то бросили Анчутку в дрожь. Веяло от них жутью...
Африкан взял домового в большие ладони и, оступаясь, направился
вниз, к воде. Да, но он же сам сказал, что тоже не умеет плавать!
Значит где-то лодку припрятал в камышах... Обрадоваться этой своей
мысли Анчутка так и не успел, поскольку в следующий миг луч
прожектора обмахнул берег, не обозначив нигде ни лодки, ни даже
камышей...
«Топиться идёт!» — грянула догадка, и
Анчуткино сердечко неистово заколотилось.
Ну, конечно! Назад пути — нет, вперёд
— тоже... Сейчас ведь утопит! Анчутка зажмурился и, вцепившись
всеми четырьмя лапками в пахнущую ладаном рясу, уткнулся в неё
мордочкой, словно надеясь оглушить себя хотя бы этим слабым
дурманом.
Внизу зачавкало, потом захлюпало,
потянуло холодом. Вода, надо полагать, подступала всё выше и выше.
Берег — крутой, стало быть, ещё шаг — и скользкое дно уйдёт
навсегда из-под косолапых ступней Африкана... Но тут в отдалении
грянули, отразились от речной поверхности истошные человеческие
крики — и любопытство превозмогло. Анчутка не выдержал, осторожно
приоткрыл один глаз — и, к изумлению своему, обнаружил, что они с
Африканом почти уже достигли середины Чумахлинки.