— Сейчас сочту… Ммм… Значит, от этого отнять столько-то… будет…
Одна тысяча четыреста…
По своему обычаю, ордынцы на обратном пути в степи «много зла
учинили земле Русской». Улу-Мухаммед, по словам летописца,
«множество людей пленил, а иных иссек».
В. Каргалов. «Русь и кочевники»
…Тридцать девятый!
Е – мое! Да как же такое вообще быть может?! — А ты, Дюшка, не
врешь часом?
— Вот те крест! Ой, не перекреститься-то — руки связаны. Ну,
ей-богу! А чего ты сам-то? Запамятовал иль неграмотный?
— Запамятовал, — усмехнулся Лешка. — А насчет грамоты — еще
пограмотней тебя буду. Как думаешь, чего с нами сделают?
Ондрейка вздохнул:
— Тут и думать нечего — в рабство погонят. А куда попадем — не
знаю. Скорее всего — в Крымскую Орду, а может, и к ногайцам или в
Кафу. В Кафу — лучше всего — там знающие сапожники требуются. Этак
лет пяток поработать — можно и на волю выкупиться, свою мастерскую
открыть.
— Экий ты меркантильный, — неприятно поразился Лешка. — А как же
родина, родной дом?
— А нет у меня теперь ни родины, ни дома, — отрок отозвался
кратко, со злостью. Потом, чуть помолчав, пояснил:
— Родители давно померли, Миколу – мастера убили — и кому я
теперь нужон? На что жить? В закупы к какому-нибудь боярину
податься? Да ни в жисть! Я уж и с детства привык на себя работать,
тако и буду. В Орде, говорят, хороших мастеров ценят.
— А ты — хороший? — Лешка поддел собеседника.
— Да уж неплохой, — огрызнулся тот.
Юноша задумался: выходило, что этому прикольному
пацану-сапожнику случившееся вовсе не смертельно, а даже и вовсе
наоборот — можно сказать, начало карьеры. Ишь, прыткий — захотел
свое дело открыть. Хотя, может, так и надо? Заниматься своим делом
несмотря ни на что.
— С детства помню, плохо мы жили, немирно, — тихо продолжил
Ондрейка. — Князья-то дерутся, а нас жгут, палят, убивают не хуже
поганых татар. То Василий Васильевич налетит, князь Московский — на
оброк поставит, то вдруг соперник его, двоюродный братец Дмитрий
Шемяка с отрядом объявится — платите, мол, мне — я главнее, а то их
чертов родственничек Сигизмунд Литовский под свою длань заберет, а
длань у него дюже тяжелая и даже к своим боярам немилостива. Ну,
это жизнь разве? Одно разорение. Вот, может, в Кафе повезет.
Господи, только б в Кафу пригнали, только б в Кафу!
— Что за Кафа такая?