— Вас зовет дед Захар, — паренёк прямо перешел к делу. — Умирает
дед, и говорит, что у него дело важное.
— Ко мне?
— К тому, кто за Федора Федоровича теперь. Значит, к вам, —
говорил он, глядя на мое правое плечо. А в глаза не глядел.
— Срочное, говоришь, дело?
— Срочное, ночью дед Захар умрёт.
— Раз срочное, тогда что ж, тогда нужно ехать. Ты путь
показывай.
Паренек завёл скутер, лихо развернулся и поехал. Мы —
следом.
— Что за дед Захар? — спросил Влад.
— Первый раз слышу. А паренька этого — второй.
— И ты вот так едешь?
— Дел-то у нас других нет. Навестим деда, узнаем, зачем мы ему
понадобились.
Мы миновали рощу, проехали полями, которые были всё те же, что и
вчера, въехали в Кунгуевку и остановились у небольшого домика. Во
дворе поставлен был стол — две двери на козлах, и скамейки — доски
на табуретках. За столом сидели пожилые люди, кому шестьдесят, кому
семьдесят, пили самогон из больших, в четверть, бутылок, закусывали
варёной картошкой, салом и немудреными соленьями, смеялись, того и
гляди — запоют. Чувствовалось, что граница с Украиной от Кунгуевки
в полусотне верст. Даже ближе.
Во главе стола сидел старик, на вид ничуть не умирающий,
напротив, веселился он едва ли не больше всех.
Увидев нас он крякнул, вытер тылом кисти запорожские усы (а вот
Запорожье от нас далече) и встал:
— Извиняюсь, гражданы, последнее дело справить надо.
Граждане налили самогонки — нужно сказать, граммов по десять, —
выпили и извинили. На нас глянули мельком, не останавливая
взгляда.
Иное дело старик: смотрел он пристально, словно эксперт на
аукционе картин старых мастеров. Задержал взгляд на кобуре с
маузером, чуть усмехнулся, потом посмотрел в глаза. Ну, гляди,
гляди.
Надолго его не хватило. Секунд на десять.
— Проходи в дом, прошу. Поговорить нужно, — сказал старик и
пошёл первым.
Я за ним.
— Ладно, я тут побуду? — спросил Влад.
— Ладно, — ответил я.
И сени, и горница были чисты и опрятны. Ничего лишнего. Никаких
ковриков, салфеток, вазочек. Были — телевизор ламповый, «ВЭЛС»,
радиола «Рекорд», круглый стол, четыре стула и казарменная
тумбочка.
— Садись, — хозяин отодвинул стул для меня, сам открыл тумбочку
и вынул папку светло-коричневого цвета.
— Значит, ты теперь вместо Федора Федоровича, — не спросил, а
констатировал он.
Я промолчал.
— На «ты» не обижайся, ты мне в правнуки годишься. Это по
документам мне восемьдесят два, а так все сто двенадцать. Граф
Алексей Федорович заговор наложил: буду жить без болезней, а умру
сразу, вот как лампочка светит — и перегорает. Сегодня проснулся и
понял — этой ночью выйдет мне срок. Вот и позвал. Народ —
попрощаться, а тебя по делу. Дядя твой документ искал, а месяц
назад мой внук, он в Чернозёмском архиве работает, его отыскал. Вот
здесь, в этой папке, — он раскрыл её, положив на колени.