– Очень приятно. Так о чем задумался, Дима? Что-то
серьезное?
Я пристально вглядывался в его глаза, мысленно повторяя фразу:
"Я не зомби". Кажется, дядя Миша был обычным человеком. Более того,
казался знакомым. Покопавшись в памяти, я вспомнил его лицо. Это он
дал платок, когда банда Рыбы избила меня.
– Так, не очень, – сказал я, отведя взгляд.
– Да ну? Прогуливаешь школу, чтобы думать о всякой ерунде? Не
поверю.
Вот черт! А с другой стороны, разве запрещено законом
прогуливать школу?
– Поссорился с классом, – буркнул я. – Решил уйти.
– Ну, ситуация, конечно, скверная, но не смертельная. Хочешь,
скажу тебе одну мудрую вещь?
Я пожал плечами.
– Когда перевалит за тридцать, ты об этом даже не вспомнишь. Так
что не стоит сильно переживать. Каждый раз, когда тебя что-то
тревожит, задавай себе вопрос: будет ли меня это беспокоить через
год? Два? Десять лет?
Это меня немного покоробило. У любого подростка поперек горла
стоят поучения взрослых.
– А вам плевать на то, что с вами в этом возрасте было? – вдруг
огрызнулся я.
Дядя Миша остался спокойным.
– Не на все. Мне плевать на то, как полоумная учительница
вызывала родителей в школу каждую неделю. Плевать на то, что
отличники-активисты позорили меня на собраниях. Плевать, что первая
школьная красавица рассмеялась, когда я пригласил ее в кино. Но
один случай не получается выбросить из головы.
– Какой?
Дядя Миша достал из кармана мятую пачку сигарет и предложил мне.
Я отказался, и он закурил сам.
– У меня были друзья, – сказал, выпуская клубы едкого дыма. –
Тогда я считал их друзьями, хотя на самом деле это были просто
ребята, с которыми мы валяли дурака после уроков. Ну, знаешь, из
тех, что с юных лет зубрят не арифметику, а лагерные понятия. Что
смотришь? Думал, ментами рождаются?
– Да я ничего, просто.
– Был среди них один... Ванька Косяк. Прозвище, естественно.
Однажды он на моих глазах ограбил старушку. Вырвал у нее сумку из
рук и убежал. Так вот, я очень сильно жалею, что ничего не сделал
тогда.
– А что вы могли сделать? – пожал я плечами.
– Я мог догнать его и заставить вернуть сумку. Мог найти его
потом и набить морду, объяснить, что он не прав. Мог сунуть руку в
карман и дать старушке денег. Ведь в кошельке у нее было не так уж
много, и я ни капли не обеднел бы. А еще я мог пойти в милицию и
рассказать о том, что видел. Но я ничего этого не сделал. Тем
вечером я, морщась, пил с ребятами портвейн, купленный на деньги
пенсионерки, и выдумывал дурацкие оправдания себе и Ваньке.