Юлиан Мархлевский, а
официальным начальником ВЧК станет товарищ Лонгва.
Лонгва?
Мне это имя показалось знакомым. Точно. Во время наступления
Тухачевского на Варшаву Роман Лонгва формировал Первую польскую
армию и, даже какое-то время командовал ею. В начале двадцатых был
начальникомРазведывательного
управления РВС Республики. Дальнейшую судьбу товарища Лонгве
не помню, но не удивлюсь, если в биографических справках датой
смерти указан либо тридцать седьмой, либо тридцать восьмой год. А
вот про то, что он назначался начальником Польского ВЧК, не знал.
Впрочем, кто, кроме очень узких специалистов знает, что товарищ
Дзержинский был председателем Польской республики?
— У вас есть какие-нибудь вопросы? —
поинтересовался Дзержинский.
Вопрос у меня был всего один, но
очень важный.
— Когда приступать к работе? — спросил я, ожидая, что
Председатель прикажет немедленно выезжать за войсками,
организовывать работу в прифронтовой полосе, но в ответ
услышал:
— Когда прикажут, — сухо ответил
Феликс Эдмундович, а потом еще суше добавил: — Разумеется, о новой
должности знать никто не должен ни сейчас, ни даже потом, когда вы
к ней приступите. Пока вы должны заниматься своими
непосредственными обязанностями. Возвращайтесь в Архангельск. Дела
пока не сдавайте, но будьте готовы в любой момент выехать либо в
Москву, либо в Смоленск. Так что — потихоньку готовьтесь к новому
назначению.
С одной стороны я получил некоторую
фору во времени, а с другой... С другой, чем раньше я начну
заниматься польскими делами, тем лучше. А главная проблема — это
люди, и средства. Ладно, буду думать, что к чему, и как мне
реализовать имевшееся «послезнание».
Мне бы
успокоиться и с чистой совестью возвращаться в Архангельск. Ведь я
знаю, что «тенью» Романа Лонгвы, назначенного Председателем ВЧК
Польской республики мне поработать не придется, равно как и
товарищу Дзержинскому не стать реальным главой Польши, при
зиц—председателе Мархлевском. Так нет же, иду, ломаю
голову, размышляя — что бы мне эдакое предпринять, чтобы сделать
поход успешным?
И что я
знаю о советско-польской войне? Оказывается, не так и много. В
институте историю двадцатого века преподавали на третьем курсе,
стараясь обойти «неудобные» вопросы, а самому этот период казался
малоинтересным. Правильно, кто станет интересоваться поражениями
собственной армии? Мы предпочитаем читать про Полтавскую битву, а
не про сражение под Нарвой, а победа над Японией в сорок пятом
кажется слаще, если вспоминать ее в контексте с русско-японской
войной.