Напротив двухэтажного здания красного кирпича дореволюционной
постройки, в котором раньше жил купец третьей гильдии Весёлкин,
сгинувший в годы пролетарской диктатуры вместе со всей своей
семьёй, а теперь занятого коммунхозотделом, располагалась артельная
чайная, открытая, как определялось декретом местного Совета, с
раннего утра и до десяти вечера – чтобы пролетарий мог и перед
работой поесть, и после неё культурно отдохнуть. Днём в чайной
посетителей было раз-два, и обчёлся, работный люд собирался под
вечер, выпить и закусить, а те, кто тунеядствовал, в основном ещё
спали или похмелялись дома, без лишних завистливых глаз.
За пустым столиком, вытащенным прямо на улицу, сидели двое
парней, оба в рубахах навыпуск, парусиновых штанах и сандалиях
фабрики Скороход на босу ногу. Один – рыжий, худощавый, невысокого
роста, с тонким неприятным лицом, курил папиросу, второй – рослый,
полноватый, с короткими русыми волосами и носом картошкой, просто
развалился на стуле, подставив лицо солнечным лучам.
– Что за фраерок залётный на лисапеде нарисовался? – спросил
рыжий. – Пришлый какой?
– Не знаю, – русоволосый засопел. – Гляди-ка, с ним Любка
Акимкина, сеструха Сеньки Рябого. Вот ведь стыда у шалавы нет,
прижалась и держится. Никак новый хахаль ейный.
– Может и хахаль, только навряд ли, уж больно скорое знакомство
у них получается. А ну, Весло, метнись-ка, дождись, если выйдет
одна, и разузнай у неё, что и как.
Весло тяжело поднялся, незаметно, как ему показалось, кинул
недобрый взгляд на рыжего, и потопал к коммунхозу.
В отличие от сонного исполкома, в отделе коммунального хозяйства
кипела работа. Многочисленные сотрудники в пиджаках и без сновали
из кабинета в кабинет с пачками бумаг. Один до такой степени был
увлечён бюрократической ношей, что прямо головой врезался в
Травина, удивился препятствию, кое-как обошёл, пританцовывая на
цыпочках, и тут же помчался дальше.
Строгая секретарша в большом зале, откуда вели в отдельные
комнаты пять дверей, рассортировывала посетителей по одной ей
понятной схеме. Мельком взглянув на подписанную бумажку, она тут же
выхватила её из рук Любы, и скрылась за второй дверью слева, с
солидной бронзовой табличкой. Через секунду выскочила, строго
кивнула, и тут же занялась другими делами.
В кабинете, где обитало руководство коммунхоза, было накурено.
Сизые клубы дыма занимали практически весь объём помещения, плавая
то сгущавшимися, то расходившимися облаками, они переливались в
лучах солнца, бившего в окна, обволакивали посетителей и душили их
в своих объятьях. Приятно душили, запах английского табака Травин
вдохнул полной грудью, а вот исполкомовская машинистка расчихалась
и попыталась руками отогнать от себя местную атмосферу.