– Зинаида Ильинична, – Кац разве что слюну от вожделения не
пустил, – вот товарищ из Москвы, Травин Сергей Олегович, будет у
нас работать. Надо организовать ему жильё, направить в профком за
талонами на питание, и передать Афанасию Лазаревичу.
– Он завтра будет, – сквозь губу процедила женщина,
снисходительно глядя на начальника. На Травина она взглянула
мельком, но заинтересованно, отчего Сергей попытался вжаться в
стул.
– Вот завтра и передадите, – Кац этот взгляд заметил, и он ему
не понравился. Вытер платком лоб, протёр очки. – До свидания,
товарищ.
– И вам не болеть, – отчего-то сказал Сергей, бочком пробираясь
мимо женщины. Та, оценив его потуги сбежать, только снисходительно
усмехнулась.
Глава 03.
1913 год, Офицерская воздухоплавательная школа,
Гатчина.
На лётном поле стояли два биплана Вегенера. Сам
авиаконструктор, капитан Вегенер, сидел на низенькой табуреточке
возле кучи железяк, аккуратно разложенных на белой простыне. Рядом
с ним высокий белобрысый парнишка, на вид лет четырнадцати, пытался
засунуть шестерёнку в почти уже готовый узел.
– Ты поаккуратнее, – Вегенер сосредоточенно смотрел на
запасные части, словно они силой его взгляда должны были сами
собраться в какой-то очень нужный для биплана элемент. – Нежнее,
это же техника, к ней как к барышне надо, с пониманием и
лаской.
Парнишка покраснел, ему на самом деле было всего двенадцать,
и о барышнях он имел довольно смутное представление.
– Ничего, подрастёшь ещё, узнаешь, что почём. Вон твой отец
идёт, сегодня очередной вылет у него?
– Да, на Меллере.
– Что-то сдал штабс-капитан, врачи что говорят?
– Только руками разводят, – парнишка сплюнул на землю, –
коновалы. Порошками пичкают, клизмы ставят, а всё без толку.
Александр Николаевич, вот почему доктора сами не знают, что делают?
Вот самолёт, в небо летает, мы его можем собрать и разобрать, из
двух один сделать, ещё лучше, чем были, чудо ведь, а организм
человеческий, он же проще гораздо, чего там, сердце да печень с
почками?
– Потому что, Сергей, самолёт люди построили, а человек –
дитя Божье, а значит, не постичь нам нашей собственной сути
никогда. Уяснил?
– Нет, не пойму я. Мы же как птицы теперь летать можем,
считай, то, что Бог дал, мы превзошли.
– Подрастёшь, поймёшь. Сие не для таких недорослей, тут опыт
жизненный нужен. Нет на этом свете ничего боле сложного, чем
человеческое существо. Ну а пока мы должны с этим регулятором
закончить, так что не отвлекайся.