– И за это выгнали? За дело ведь проучил, эдак если каждый
начнёт доносить запросто так, мы вообще без личсостава останемся, –
Мальцев сплюнул.
– Не то чтобы с треском выперли, дали выговор, естественно,
настоящую-то причину писать не стали, а водку кто не пьёт. И потом
потихоньку перевели на другую работу, в колонию детскую, вроде как
и не особо виноват, но и в органах работать дальше не может, пока
моральный облик свой не поправит. У стукача этого родственник
дальний в управлении, с той же фамилией, он как раз и постарался.
Почитаешь, поймёшь, он от ОГПУ подпись ставил в деле. Тут далеко не
всё, но характер у парня прослеживается.
– Изучу, – следователь протянул руку, Гирин нехотя вложил в неё
затёртую синюю папку. – Как придёт в себя, допрошу. Но подозрений с
него снимать не собираюсь пока. Так что с бандой?
– Ты – следователь, тебе и решать, та ли это банда, что нэпманов
резала, – Карецкий усмехнулся. – Но я надеюсь, что эта. И если
окажется, что этот инспектор банду порешил, то мы ещё в ножки ему
поклонимся.
– Ты эти старорежимные штучки брось, – Гирин вздохнул. В милиции
приходилось работать со старыми кадрами, сохранившими кое-какие
привычки с царского времени вместе со свободой поведения, и
вольница эта ему порядком надоела. – Что там ещё?
В комнату заглянул пожилой милиционер.
– Так это, – сказал он, – очнулся болящий. В сознание как есть
пришёл. Жрать, то есть кушать, требует. Дохтур сказал, чтоб пока не
беспокоить, значит. А я сразу сюда, как приказали.
– Свободен, – Гирин махнул рукой. – Ну что, Пал Евсеич, очнулся
твой Травин. Подождёшь, или сразу допросишь?
– А чего ждать, – Мальцев встал, – сейчас только в суд заеду,
стенографистку возьму, и поговорим. Посмотрим, что за фрукт.
Когда следователь вышел, Гирин и Карецкий переглянулись.
– Ох и прыткий этот Мальцев, – Гирин раздражённо швырнул
карандаш на стол. – Чего, спрашивается, к парню приклеился? Видно
же, что этот Травин тут ни при чём, шёл мимо, увидел ограбление,
попытался задержать бандитов по старой привычке. Силы не рассчитал.
По всем статьям герой, а его на цепи держат.
– Дела сердечные, – Карецкий закашлялся, приложил платок ко рту.
Когда отнял, на грязно-белой ткани проступило красное пятно. –
Зазноба мальцевская тут боком вышла, Травин, по слухам, вокруг неё
так и вьётся, а теперь ещё она и в больничке за ним утки выносит,
наш следователь натура чуткая, деликатная, пережить этого не может.
Вот и докапывается до каждой мелочи. Ты уж, Иван, проследи, чтобы
парня в обиду не дать, если он и вправду чист, если надо, через
партактив надави. А то каждого можно замазать так, что не
отмоется.