— Ты чё, сука, мою водку захотел?
(Да-да, так и сказал — «мою водку»...
Театр абсурда. Я бы смеялся, если бы не кафе и пустырь).
Ну а дальше начался кавардак: Костян
кидается на Гришу, как лев на мясо. Школота вскрикивает,
изображение трясётся. Гриша вопит. Ни черта не видно, но по воплям
ясно, что лев-таки мясо ухватил.
Бомжи кружатся, как в танце,
несчастный Гриша вырывается (а пацан со смартфоном по-любому застыл
— лишь этим объяснимо то, что он снял всё до конца) и отскакивает
на дорогу. Костян опять прыгает, сбивает его с ног. Наваливается
сверху, кусает.
Затем вопли глушит клаксон, и бомжей
переезжает КамАЗ.
Смартфон роняют на асфальт, звучат
крики. Запись резко обрывается.
А теперь вишенка на торте:
— Ведь я с самого утра что-то
чувствовала, — причитала Копренко на допросе у Ломзина, — и потом,
когда на работу пришла... Да и глупости всякие мерещились: стою за
прилавком, а самой кажется, что младенец плачет — всё плачет и
плачет, плачет и плачет... И никак не успокоится.
Декабрь.
«Время, когда нет времени», — шутил
про декабрь мой отец. Все спешат что-то успеть и ворваться в Новый
год без старых гирь на плечах: недоделанного ремонта, непогашенного
кредита, невыброшенного хлама. И в безумной толчее каждый лезет в
вагон с надписью «Я ВСЁ ВЫЧЕРКНУЛ ИЗ СПИСКА ОБЯЗАТЕЛЬНЫХ ДЕЛ!»,
хотя надпись коварна: поезд мчит к новому списку по лживым рельсам
декабря.
Женя Стуков тоже спешил на тот поезд,
а Обязательное дело у него было одно — к Новому году стать
мужчиной. Да-да, в том смысле, о каком вы подумали; весь наш
прогресс (я про беднягу-человечество) не лишил нас ассоциации
мужских качеств с сексом — а иначе вы вспомнили бы сейчас не о нём,
а об умении отвечать свои за слова и поступки.
Но в Женином случае речь шла именно о
сексе — точнее, о потере невинности.
Признаю,
вопрос актуальный, когда тебе восемнадцать. Даже я успел узнать,
каково это — терзаться девственностью, хотя в момент гибели был на
два года младше. Сейчас-то я знаю, что был дураком, ну так это
сейчас... Как шутит Палыч, не помрёшь — не поумнеешь.
Но вернёмся к Жене. У него имелся
двоюродный брат Александр — спортсмен и умник-обаяшка: рядом с
таким легко померкнуть, как догорающий факел. «Первый парень на
деревне Псковка», — шутил Женя, но только тихо, чтобы никто не
услышал; он по жизни был тихим. О нём легко было забыть, едва он
пожал вам руку. Он был тише воды, смиренно сохнущей в луже, и ниже
только что подстриженного газона.