Подкатившись к станционному топливному складу, Андрюха
отправился менять бутыль самогона на уголь. Такой нехитрый бартер
позволял хитровану экономить отрядную казну. Выгоднее было по пути
прикупить запас дешёвого самогона у крестьян, чем платить живую
копеечку железнодорожникам.
Как всегда вокруг кабриолета с прицепом собралась толпа зевак.
Гадали, зачем на фургон дымящуюся трубу пристроили? Одни
высказывали предположение, что это полевая кухня на колёсах, другие
указывали на толстый кабель, соединяющий его с необычным
автомобилем, и отмечали сходство с паровозом. Только один солдат, в
измазанной углём форме, во все глаза глядел не на чудаковатый
агрегат, а на вышедшего из фургона высокого чернобородого парня в
монашеской рясе.
— Алексей? — с прищуром разглядывая инока, неуверенно обратился
солдат.
— Он самый, — обернулся к нему Алексей, пытаясь припомнить того
в лицо. — Почём знаешь?
— Так я Брагин Васька, в одном полку воевали, — радостно
заулыбался сослуживец. — Дело было ещё в Карпатах, пару лет
назад.
— Воевал, — согласно кивнул инок.
— Ты ещё тогда казаком был, а потом санитаром, — напомнил
послужной список знакомец.
— Отойдём в сторонку, вспомним былое, — не захотел прилюдно
раскрываться Алексей.
— Коль махорочкой угостишь, отчего же не поговорить? — пошёл
вслед за парнем солдат, но по пути вспомнил: — Ой, да ты, кажись,
не курил тогда.
— И сейчас не балуюсь, — степенно огладил ладонью густую
короткую бороду молодой инок.
— В Сибири не научили? Тебя же военный трибунал осудил. Помню,
даже расстрелять хотели вместе с товарищами. По слухам, вас тогда
наш дивизионный контрразведчик, Кондрашов, у жандармов еле
отбил.
— И что теперь с добрым капитаном сталось? — усаживаясь на
штабель ошкуренных брёвен, озабоченно вздохнул Алексей. — Жив ли?
Почитай, уж три года как война идёт.
— Когда я в госпиталь попал по ранению, то Эдуард Петрович уже в
майорах ходил, — присел рядышком сослуживец и пожал плечами. — Жив,
поди. Штабные в штыковую атаку не бегают.
— Я с капитаном в разведку по немецким тылам ползал, — нахмурив
брови, заступился за боевого офицера Алексей. — Толковый вояка.
— Может, и так, — чуть отстранился от статного инока солдат. —
Мы люди простые, с офицерами задушевных бесед не вели. А теперича и
вовсе на разных языках говорим. Народу война обрыдла, а офицерьё
солдатушек на убой всё гонит.