- Ой! – мигом обеспокоилась мама. – Сбегай тогда за водичкой!
Тут недалеко, на Энгельса…
Мое терпение растягивалось долго. Как резинка. Натянулось - и
лопнуло.
- Как же вы меня все уже достали! – выкрикнул я, срываясь в
писклявый фальцет, из-за чего злость возвелась в степень.
Мама замерла, отвердевая лицом, только глаза у нее подозрительно
заблестели. Ни слова не сказав, она развернулась и ушла. А я
остался.
Злость моя выкипела, а стыд… Я крепко зажмурился и прошипел себе
пару ласковых из тех, что не для дамских ушек. «Ты б еще головой
поколотился об стол – тоже ведь деревянный… - мрачно подумал я. -
Взял и обидел, придурок. Ох, тошно-то как…»
Замерев, я прислушался. В зале было тихо. Мама не вздыхала
погромче, как иные, чтобы совесть еще сильнее проняла меня, но и
шелеста страниц не слыхать. Я отер лицо и поморщился с отвращением.
Позорник…
В прошлой жизни мы тоже, бывало, ссорились, но моя ли вина была
или не моя, я одинаково бездействовал. Сижу, надутый, и страдаю.
День, другой, третий, пока не надоест. Все уже забудут о непогоде в
доме, а я все лелею обиду…
Тихонько пройдя в зал, я застал маму сидящей за столом. Перед
ней лежал открытый учебник, но она смотрела мимо страниц, поникнув
головой, склонив стройную шею. Меня резануло жалостью.
Бесшумно подкравшись, я обнял ее со спины. Мама чуть вздрогнула,
а я заговорил, целуя ее то в шею, то в макушку, окунаясь в
каштановые волосы.
- Мам, прости, пожалуйста… Мне очень, очень стыдно! Правда!
Мама прижала мою руку своей и повернула голову, взглядывая на
меня удивленно и обрадованно, подняв тонкие бровки, полуоткрывая
сочные полные губы.
- Как ты вырос… - сказала она, и ее глаза повлажнели.
- Мам, - улыбнулся я облегченно, - моему папе несказанно
повезло: ты не только очень красивая женщина, ты еще и добрая.
- Вот подлиза! – рассмеялась мамуля. Обняв за шею, она притянула
меня к себе, поцеловала и сказала: - Иди, работай или что у тебя
там…
- У меня там два ведра воды с колонки на Энгельса! Я сейчас…
Тот же день, ближе к вечеру
Первомайск, улица Чкалова
За час я и воды натаскал, и картошки нажарил. С лучком, сдобрив
колечками «Краковской». Такой, вот, бонус для мамы.
До гаража я добрался в начале четвертого. Дверь стояла открытой,
демонстрируя достижения «товарища Вайткуса» - воротина стала толще
за счет пенопласта, обшитого фанерой. Из Центра струился дымок и
неслись заполошные звонкие удары – надо полагать, Арсений
Ромуальдович растопил кузнечный горн и охаживал молотом какую-то
деталь.