Пару секунд Суслов изучал меня серьезным взглядом. Прошелся
молча, руки за спину, чуть горбясь. Потом вынул из кармана ломоть
хлеба, стал птицам в кормушки крошить. Упитанный снегирь первым
явился за угощением, следом робко слетелись две синички.
- Хорошо, - энергично кивнул Михаил Андреевич, наблюдая за
пичугами, - я посмотрю, что можно сделать.
- Спасибо.
Главный идеолог страны рассмеялся – это насторожило пернатых, и
он смолк, продолжая улыбаться. Перемогая птичий щебет, донеслись
детские крики, больше смахивая на боевые кличи команчей.
- Внуки пожаловали! – обрадовался Суслов.
Мы повернули к даче, но первым нам встретился не малолетка, а
лохматый Джульбарс. Вывалянный в снегу, пес завизжал, заюлил вокруг
хозяина, ластясь и бешено метя хвостом.
- Джулька, Джулька! – смеялся Михаил Андреевич, уворачиваясь от
умильной слюнявой морды. Тогда и мне перепало от собачьей
преданности – всю куртку мне извозил своими лапищами. А тут и детки
подоспели.
Маленького Колю до того закутали, что он еле ковылял. Его
степенно вел за руку старший брат, входивший в отрочество.
- Деда Миса! – завопил мелкий, выдергивая ладошку. – Пусти!
Вырвавшись, он бросился к деду, смешно переваливаясь, и тот
оживленно наклонился к нему, облапил, со смехом подхватил на
руки.
- Деда, ты с-сто? – возмутился Коля с высоты. – Тебе зе низ-зя,
я тязелый!
- Уже можно! – рассмеялся Суслов.
На обед подавали пюре с сосисками и наваристый борщ. Суслов не
терпел кулинарных изысков, предпочитая простую пищу. Видимо, он
полагал, что пристрастие некоторых членов ЦК к икре и поросятам с
хреном отдает буржуазностью.
После обеда я стал готовиться к отъезду – упаковал «свою»
микроЭВМ, а осциллограф отнес к Суслову-младшему. Выходя из
генеральских покоев, наткнулся на самого Револия Михайловича.
- А, вот ты где! – обрадовался он. – А я уж боялся, что уехал!
Беги наверх, отец хочет тебя видеть.
- Бегу!
Прыгая через две ступеньки, я взлетел по деревянной лестнице
наверх.
- Привет! – улыбнулась мне Майя, шагавшая навстречу. – Ты к
папе? Вон его кабинет.
Ей было лет тридцать пять, и мне нравилось, что она относилась
ко мне, как к давнему знакомому. От этого пропадало ощущение
чужеродности госдачи.
Поблагодарив Майю, я постучался в дверь, отделанную орехом,
дождался разрешения, и вошел. Верно говорят, что по обстановке
можно судить о хозяине. Шкафы с книгами доминировали в кабинете
Суслова, занимая все свободные стены. На письменном столе лежал
справочник по видам птиц, а с краю – маленький бронзовый бюстик
Горького.