Как правило, легенды таких
«политических беженцев» были шиты белыми нитками и легко
вскрывались даже поверхностной проверкой. Потому что куплены были
мало того, что впопыхах, но и в том числе на «грязные» деньги. Что
несло серьезный риск, ведь к качеству легенды продавшему ее
чиновнику отсюда, с острова, претензий не предъявишь. Но, не
прилетев на чужую территорию, не узнаешь, качественная легенда
новой покупной личности или нет.
Так что искушение офицера под угрозой
инициации проверки срубить по-легкому на мне немного дани лично
себе на бедность было по-настоящему велико. Я это видел и даже
ощущал, несмотря на потерю абсолютно всех ментальных
способностей.
– Драго, – глянув на имя, еще раз
постучал моим айди по полированной столешнице визовый офицер. Он
сейчас напряженно думал, не обращая внимания на многочисленную
очередь позади меня. Но очередь не роптала и даже не думала этого
делать.
– Драго Младикс, – еще раз задумчиво
произнес офицер, после чего достал из кармана носовой платок,
обтирая выступившие на лбу капельки пота.
Вспотел даже от напряженного
раздумья, надо же. Наверняка он подозревал, что я бегу из Восточной
Европы в Африку совсем не оттого, что компрометирующие политиков
сведения на стенах писал.
«Политический беженец»,
politicalrefugee – это очень хороший способ для того, чтобы
скрыться от карающей длани правосудия. Хороший, но дорогой. И
визовый офицер наверняка сейчас думал, стоит ли овчинка
выделки.
Способ дорогой, а это значит, для
того чтобы купить себе билет «политического беженца», у меня должны
были быть деньги. И я сейчас могу как везти с собой кубышку с
нетрудовыми сэкономленными и, самое главное, нелегальными, даже
грязными деньгами, так и ехать полностью голым, без копейки. И вот
это офицер и пытался понять, слушая собственную чуйку.
– What? – отвлекся вдруг пограничник,
когда я его поправил.
– Драго Младич, сэр, – вновь повторил
я, правильно произнося фамилию своей новой маски личности. – Не
Младикс. Младич.
Визовый офицер посмотрел на меня,
откровенно поражаясь неслыханной наглости. Да, для только что
прибывшего на благословенную землю протектората Танганьика
унтерменша я вел себя крайне нагло. Особенно перед визовым
офицером, ведь он здесь и сейчас – на воротах рая, царь и бог.
Может ворота открыть, а может и закрыть перед самым носом.