Первую
подпись я поставила. Подвинула листок к говорившему. Его
равнодушный взгляд уперся в бумаги, споткнулся. Мужчина поднял
голову и посмотрел на меня.
— Эри
Армсвилл, нужно еще…
— Вообще-то
у меня к вам множество претензий, — сказала я и сложила руки на
груди.
Взгляд
мужчины перестал быть равнодушным, глаза за толстыми стеклами очков
сверкнули.
— Вы же
понимаете, что это — чистейшей воды формальность. — Он подвинул
листок ко мне по затертому деревянному столу.
— Ну вот и
оставьте свою формальность себе, — сказала я, отодвинув бланк
обратно к нему. — А я, пожалуй, пойду!
— Мы не
можем вас отпустить, пока вы не подпишете!
— В таком
случае, я останусь здесь. Прямо в этой комнате. Буду ждать, пока
сможете, а потом, когда выйду, пойду прямиком к журналистам и
расскажу, как один высокопоставленный сноб сначала применил ко мне
магию, потом угрожал пытками и допросом мне и моей матери, а после
отправил вас ко мне, и вы держали меня в этой комнате, чтобы я
подписала отсутствие претензий!
У мужчины
натурально отвисла челюсть. Честно говоря, я не представляла, кто
он такой и какую должность занимает. К моему допросу он не имел ни
малейшего отношения, равно как и к словам, от которых у меня до сих
пор слегка подрагивали пальцы, но он однозначно имел отношение ко
всему, что здесь происходит!
— Так что?
Могу я идти? — поинтересовалась я.
— Одну
минуту, эри Армсвилл.
Мужчина
выскользнул за дверь, в коридоре раздались голоса. Я даже
прислушиваться не стала, склонившись над пьесой, которую…
Пресветлый! Они же забрали ее из «Корона д’Артур»! Забрали! После
того, как эри Люмец взяла ее у меня и пообещала передать
антрепренеру лично в руки!
До точки
кипения я дойти не успела, потому что дверь распахнулась, едва не
сорвавшись с петель. Разумеется, с таким эффектом явиться мог
исключительно его светлость.
—
Подписывайте, — резко произнес он, двигая ко мне листок и
чернильницу.
Я
посмотрела ему в глаза — темные, как ночь, и сказала:
—
Нет!
Крылья его
носа дрогнули.
— Чего вы
хотите? Денег?
В его
взгляде прямо читалось все, что он обо мне думает. Впрочем, что там
во взгляде — все в нем, начиная от мужских скул и резкой линии
подбородка, от широких плеч, от кончиков начищенных ботинок до
самой его макушки, не просто говорило, а свысока сообщало о том,
что я для него — всего лишь безродная девица, от которой легко
откупиться деньгами.