— Закрой!.. На ключ закрой!.. Не
пускай её!.. — заметавшись, сбивчиво заговорил во сне Ромка, и
Василий воззрился на него, раздувая ноздри. Затем лицо сержанта
исказилось злобой, и он шагнул к спящему с явной целью поднять его
пинком в ребра. Но, к счастью, осуществиться этому зверству было не
суждено — наполовину съеденный ботинок свалился с занесённой уже
ноги.
— Это ты так караулишь? — заорал
Василий, потрясая огрызком ремня с кобурой. — Паразит ты лопоухий!
Твоя же очередь была!..
Ромка взбрыкнул, вскинулся, тоже явив
нагие участки тела, и широко раскрыл совершенно безумные глаза.
Попав из одного кошмара в другой, он смотрел на Василия и ничего
пока не понимал.
— Я же тебе часы дал! —
неистовствовал тот. — Сказал же: через час разбуди!..
Ромка сморщился и, осторожно взявшись
за стриженую лопоухую голову, тихонько замычал. Тут Василий
почувствовал угрызения совести и, замолчав, принялся горестно
изучать повреждения. Что хозяева сволочи, он заподозрил ещё вчера,
но чтобы так изуродовать форму... Василий чуть не плакал.
— Суки! — кривясь, говорил он. —
Главное, неделю только как выдали — новенькая же форма была!..
В защиту его следует сказать, что
Василий вообще отличался аккуратностью: штатское носил весьма
бережно, казённое — тем более. Поэтому немудрено, что вся эта
история вывела его из равновесия. Правда, и Ромка, слегка
опомнившись, тоже повёл себя не лучшим образом.
— Разнылся! — презрительно выговорил
он. — Были бы хоть штаны, а то...
Естественно, что после такой реплики
Василий снова стал невменяем.
— Ах это тебе не штаны? — завёлся он
с пол-оборота. — Раз меньше пяти сотен — так, значит, уже не штаны
тебе, да? Кроссовки за триста порвал, выбросил — ничего? Родители
новые купят?.. И покупают ведь! И воруют, чтобы вас одеть!.. Так
даже этого не цените!..
Потом оба охрипли, поуспокоились и,
светя голыми задницами, стали считать потери. От резиновой палки не
осталось практически ничего, часы остановились на четверти пятого и
заводиться больше не желали. С фонариком случилось и вовсе нечто
загадочное: все его пластмассовые детали как бы растаяли, и теперь,
если потрясти, он тарахтел, как погремушка. Но что самое обидное —
металлическая кувалдочка, отломанная Ромкой от летающей тарелки,
как лежала — так и осталась лежать целехонькая...