— А то не видно, что ли? — сказал
Василий. — Ты вон лучше под ноги смотри: тут тоже капканов
полно...
Действительно, под одной из глыб
разлёгся, подстерегая, зловещий овал неизвестно откуда падающей
тени. Ромка прицелился и плюнул. Плевок с лёгким треском исчез на
лету.
— Работает, — с невинной физиономией
сообщил Ромка нахмурившемуся Василию.
Они обогнули уже опор десять, а
площадь впереди всё не показывалась и не показывалась. И это было
тем более обидно, что вчера они пытались запомнить дорогу именно по
глыбам, не предполагая, естественно, что наутро этих глыб будет
кругом — как собак нерезаных. Но в конце концов просвет между
опорами всё же замаячил, правда, не впереди, как ожидалось, а
справа.
— По краю, короче, плутали, — с
облегчением подытожил Василий.
Они повернули вправо и вскоре вышли
на блистающую, как ледяное озеро, площадь.
— Э! — сказал вдруг Ромка. — А где
же?..
Пятиэтажки на площади не было.
Василий в считанные секунды постарел лицом лет на десять.
— Чего я и боялся, — угрюмо
проговорил он.
— Куда они её дели? — поражённо
спросил Ромка.
— Никуда не дели, — буркнул Василий.
— Площадь не та. Другая... Ну, вышли, вышли мы не туда,
понимаешь?
Ромка огляделся.
— Как же не туда? — возразил он. —
Были мы здесь вчера! И надпись — вот она...
Что правда, то правда: на выпуклой
стене ближайшей опоры похабно растопырилось глубоко вырубленное
матерное слово. Озадаченный Василий подошёл и внимательнейшим
образом изучил его.
— И надпись тоже другая, — сообщил
он. — У той «У» прямая была, а у этой, видишь, с загогулиной...
Осмотрел покрытие и, не обнаружив на
нём и следа от выломанных стерженьков, вынужден был прийти к мысли
об относительной давности преступного деяния.
— Руки пообломать!.. — проворчал он,
глядя исподлобья на обезображенную стену.
Ромка за спиной тихонько охнул, и
Василий обернулся, встревоженный. Его лопоухий стриженный спутник
стоял, запрокинув голову, и, зачарованно глядя ввысь, беззвучно
шевелил губами.
Василий взглянул — и обмер. С
невероятно удалённого льдистого потолка, обращённая теперь к
странникам крышей, свешивалась искомая пятиэтажка. Верх и низ в
сознании Василия поменялись местами, и ему показалось вдруг, что он
летит стремглав с чудовищной высоты. Присел, словно желая
ухватиться за гладкий пол, и довольно долго не решался
выпрямиться.