Правда, в те растянутые мгновенья, пока меня баюкала фырчавшая
«Волга», я не думал о личных точках бифуркации. Меня разморило. И
тут в кармане толкнулся смартфон, морозя надеждой.
Засопев от волнения, я оживил гаджет... Светланка ответила!
Слова прыгали перед глазами, и я лишь с третьего раза прочел:
«Как говорят в Анчурии, «Айо тоо ахава сине, оччи ахава!» Сначала,
вообще-то, знакомятся. Как тебя зовут? Где ты живешь?»
Блаженство заполнило меня, как гелий - баллонеты дирижабля.
Ослепительная радость трепетала в душе, спирая дыхание, сжимая
нутро до сладкой боли. Я! Говорю! С любимой!
Неужели Светлана все поняла и разгадала секреты Брута? Она же у
меня умница!
Волнуясь, я торопливо набрал: «Антон Пухначёв. Москва, Арбат,
35». И отправил письмецо в будущее.
Москва, 3 февраля 1973 года. После двух
- Не пускайте, не пускайте его! – заволновалась очередь. – Тебя
тут не стояло!
- Да чего вы? – талантливо изумился верткий студентик, тискаясь
к прилавку. – С утра стою, просто отошел по делам… - и гордо
продемонстрировал розовую ладонь с размашистой семеркой. – Мой
номер!
- Да чё ты гонишь! – возмутился парень пролетарской наружности.
– Это я – седьмой!
- Гони, гони его! – взыскующая справедливости толпа вошла в раж.
– Ишь ты, спекулянт хитрозадый!
- Да вы чего… - запал у студентика попритух. Он решился на
слабую попытку ввинтится в начало очереди, но ожесточенные «первые»
сплотились, не пуская «хитрозадого» в свои ряды. Тот увял и
вышмыгнул из магазина.
- А то ходят тут всякие… - победно зарокотала мощная бабища с
круглым шиньоном на голове, похожим на волосяной клубок. Шиньон,
похоже, еле держался, приколотый шпильками к «натуральной» редкой
шевелюре. Он то и дело клонился набок, угрожая отпасть, но тут
возникла продавщица, и я моментально забыл о немодной прическе.
Жрица советской торговли гордо внесла стопку индийских джинсов
«Авис»,[1] и снисходительно
заворковала:
- Не волнуйтесь, граждане, всем хватит. Соблюдайте очередь!
Я покосился на ладонь – число «12», коряво выведенное синей
пастой, виднелось четко, не то, что у всяких спекулянтов…
Конечно, «Авис» и рядом не лежали с «Рэнглером» или «Ливайсом».
У почитателей «фирмы́» они шли за второй сорт, но, тем не менее,
признавались за джинсы – крашенные нестойким индиго, «Авис» линяли,
как «настоящие», приобретая божественную потертость…