
Когда-то исследовательская станция «Даотсад» представляла собой
некое подобие гигантского тележного колеса диаметром немногим более
километра, а если точнее, то ровно один лотер1. Вот только спиц у
нее было намного больше, чем у колеса, — целых шестьдесят четыре.
Однако сейчас станция напоминала скорее какую-то абстрактную
конструкцию — две трети колеса отсутствовали, а оставшаяся часть
была искорежена настолько, что казалась каким-то жутковатого вида
асимметричным цветком. Вокруг останков станции плавала куча
обломков, а это ясно говорило о том, что в сильное гравитационное
поле она не попадала. В ином случае обломков не было бы.
Если бы неподалеку оказался сторонний наблюдатель, то он мог бы
увидеть, как вид разрушенной станции внезапно слегка изменился. В
борту одного из почти отвалившихся сегментов, подвергшегося
наиболее сильному разрушению, что-то дернулось, а затем медленно,
рывками открылась выходная диафрагма шлюза. Из образовавшегося
шестигранного отверстия неуверенными шагами выбрались два человека
в синих с белыми вставками скафандрах и, оттолкнувшись руками,
поплыли в сторону наиболее уцелевших сегментов на противоположной
стороне обода.
Бор, ощущая непривычную легкость во всем теле, двигался следом
за Французом, даже не пытаясь вмешиваться в управление скафандром,
поскольку прекрасно понимал, что, скорее всего, залетит куда
угодно, но только не туда, куда нужно. Но все-таки невесомость —
это вещь! Хотелось бы как-нибудь полетать в свое удовольствие,
только без опасности улететь в открытый космос. Покосившись на
одноклассника, он незаметно усмехнулся — впрочем, тот все равно
видеть его лица за непрозрачным забралом шлема не мог.
Дураком культурист притворялся уже много лет, ему так было проще
— никто не воспринимал всерьез тупого громилу, что давало
дополнительную степень свободы, особенно в отношениях с отцом, с
год назад наконец-то махнувшим на сына рукой. Банкиром Бор
становиться не собирался, не интересовало его это, а старший
Боровиков много лет надеялся, что сын заменит его, и прилагал к
этому немало усилий. Тактика культуриста сыграла свою роль, и его в
конце концов оставили в покое. Правда, чем заниматься в жизни Бор
еще не решил. Хотел было поступить в летное училище, всегда хотел
летать, но отец строго-настрого запретил. Поэтому пока он просто
прогуливал отцовские деньги, которыми тот снабжал сына в
достатке.