– Дэн, – сказал он сыну, – я составил слишком поспешное мнение об этом юноше. Никогда не прибегай к поспешным заключениям, Дэн. Теперь мне жаль его, потому что он просто сумасшедший и невменяем. Он не сознаёт, вероятно, что оскорбил меня, не помнит, что прыгнул с корабля в воду, в чем я почти убеждён. Обращайся с ним ласково, Дэн, и ты не пожалеешь об этом. Пусть он говорит, что хочет!
Троп ушёл в каюту, предоставив Дэну позаботиться о несчастном наследнике тридцати миллионов.
– Я предостерегал тебя, – сказал Дэн, – отец не любит этого… Ну!.. Чего тут горевать!
Плечи Гарвея вздрагивали от судорожных рыданий.
– Я понимаю твоё чувство! Не будь же таким плаксой!
– Этот человек помешанный или пьяный… Я не умею ничего делать! – жалобно простонал Гарвей.
– Не вздумай сказать это отцу! – прошептал Дэн. – Он теперь выпивши и сказал мне, что ты безумный! Ну, зачем ты назвал его вором? Ведь он мой отец!
Гарвей сел, вытер глаза и рассказал Дэну всю историю пропавших денег.
– Я вовсе не безумный, – продолжал он, – но твой отец никогда не видел у себя в руках более пяти долларов, а мой отец может купить вашу шхуну и нисколько не обеднеет!
– Ты не имеешь понятия о ценности шхуны «Мы здесь». Твой отец должен иметь для этого кучу денег. Как он достал бы столько?
– У отца деньги в золотых рудниках и других предприятиях.
– Да, я читал об этом. На западе, да? Отец твой ездит с пистолетом на быстром пони? Я слышал, что шпоры и узда у них из чистого серебра!
– Какие глупости! – возразил Гарвей, невольно улыбаясь. – Отцу вовсе не нужны пони. Когда ему нужно выехать, он велит подать экипаж!
– Как? Какой экипаж?
– Свой собственный, конечно. Разве ты никогда в жизни не видел собственных экипажей?
– У Бимана есть такой, – ответил Дэн осторожно, – я видел в Бостоне этот экипаж, управляемый тремя неграми. Но Биман владеет всеми железными дорогами на острове. Он – миллионер!
– Ну, а мой отец – дважды миллионер, у него два собственных автомобиля: один называется «Гарвей», как я, другой носит имя моей матери – «Констанция»!
– Отец не позволяет мне клясться, но мне хочется, чтобы ты поклялся, что говоришь правду. Скажи: «Пусть я умру, если солгу!»
– Пусть я умру, если каждое моё слово – не чистая правда!
– Сто тридцать четыре доллара! Я слышал, как ты говорил отцу!