«Багги» со своим приятелем уложили
вырвавшихся вперёд шестерых оборзевших особистов, не напрягаясь –
как на тренировке. Затем вперёд вышли две маленькие девочки с
револьверами с глушителями и посшибали со всех близ стоящих
головные уборы, стреляя с двух рук. После этого обе девочки сделали
ровно три шага вперёд и протянули смершевцам свои детские ручки с
зажатыми в них по такому случаю гранатами, объяснив, что пока на
аэродроме не появиться Смирнов, к самолёту посторонние подойдут
только через их трупы.
Проверять серьёзность намерений
девчонок никто не захотел, а Смирнов подошёл уже через десяток
минут. Я как бы и не сомневался, что это очередная Смирновская
проверка, но вида особенного не подал, а вот все бойцы «Егеря»
моментально ощерились стволами. Даже старики, оказавшиеся умельцами
с действительно платиновыми руками, повытягивали из карманов
пистолеты.
Это могло бы показаться безумием.
Против нас стояло никак не меньше трёх взводов серьёзных бойцов,
вооружённых автоматами и винтовками СВТ, да и парочка пулемётов
наверняка в кустах была заныкана, но, как я потом узнал, отношение
к бойцам из отряда «Второго» было весьма специфическим. Как сказали
бы в нашем мире – эксклюзивным. Этих юношей и девушек реально
уважали. Ну, и нас с ними до кучи.
Дальше всё завертелось со скоростью
лопастей вентилятора. Личный представитель Сталина дураком не был,
и коротко переговорив со мной и только прочтя две страницы
документов, что приехали с нами, немецкий язык он знал как бы ни
лучше русского, моментально взбледнул с лица. Неверяще оглядев меня
с ног до головы, Смирнов унёсся в штаб полка звонить в Москву.
В тот же миг я стал заместителем
Смирнова и командиром всей нашей сводной группы. На охрану
немецкого транспортника встали лётчик, штурман, «Стрелок» и «Фея» с
Таей. Причём «Фея» сразу взялась за снайперскую винтовку и
буквально растворилась в высокой траве аэродрома, а Тае откуда-то
притащили её немецкий ручной пулемёт, и она демонстративно
разлеглась у лестницы в самолёт, наведя ствол на группу
«особистов», стоявшую на некотором расстоянии отчего те рассосались
в разные стороны быстрее ветра.
В самолете у авиационных пулемётов
угнездились отошедшие от нашего безумного полёта мастера, хотя
внешне не было заметно, что у пулемётов хоть кто-то есть. А у меня
работы втрое прибавилось: организовать кормёжку и кормить личный
состав и пленных немцев, встречать врачей и медсестёр и размещать в
спешно поставленных палатках раненых, менять охрану и быть основным
связующим звеном между всеми своими бойцами и опущенным на глазах у
всего аэродрома подполковником СМЕРШ Гогридзе.