Казалось бы, к чему такое
демонстративное позёрство? Залили бы Шлиссельбург и Синявино
напалмом втихую. Засыпали бы оба укрепрайона бомбами объёмного
взрыва, завалили термобарическими боеприпасами, сохранив жизни
десяткам тысяч своих солдат, но именно эта порка должна была стать
показательной для всей немецкой армии.
Деморализованные результатами
применения новых боеприпасов немецкие генералы орали на весь
немецкий мир. Какой там Рейхстаг? Какой Берлин со всего несколькими
сотнями погибших?
Более семнадцати тысяч отборных
эсэсовцев, живьём сожжённых в глухих Ленинградских лесах и болотах.
Части двадцать шестого армейского корпуса, запертые в Шлиссельбурге
и тщетно взывающие о помощи. Ощерившиеся стволами орудий и
пулемётов Синявинские высоты….
И «Степаныч» тяжело бросающий на весь
мир слова о двухчасовом прекращении огня для выноса раненых и
погребения погибших. Для окружённых немецких подразделений это
прозвучало как изощрённое издевательство – погибших немецких солдат
было значительно больше и их просто не успели бы похоронить, а
раненых некуда было вывозить.
И ультимативное заявление,
адресованное окружённым войскам Вермахта: «После временного
прекращения огня все окружённые немецкие войска будут уничтожены.
Штурмовать не будем. Завалим бомбами и снарядами. Все без
исключения немецкие солдаты, офицеры и генералы, не прекратившие
сопротивления после означенного срока, будут расстреляны. В плен
можете не сдаваться – бессмысленно. Уничтожим всех.
В Ленинграде от голода и холода
погибло более миллиона советских граждан. Дети, женщины и старики
умирали в жесточайших мучениях. Мы считаем всех находящихся в
окружении немецких солдат военными преступниками».
Это сообщение было несколько раз
передано на весь мир на английском, немецком, финском, испанском и
русском языках и ввергло всех, кто это слышал в состояние
глубочайшего шока. На исходе вторых суток прозвучало ещё одно
сообщение: «Взяты Синявинские высоты. Все немецко-фашистские войска
уничтожены. Объявляется двухчасовое прекращение огня».
Через два часа немецкая группировка,
окружённая в Шлиссельбурге, сдалась в полном составе.
* * *
И вот теперь мы летели в Ленинград.
Мы это я, со своей неизменной «тенью» – майором НКВД Есиповым
Андреем. Личным порученцем Лаврентия Павловича Берии и моя
специальная группа, возглавляемая моим современником – капитаном
морской пехоты Игорем Матюшиным с позывным «Лето».