— Что? — Кир играл на полную.
— Собаки ее изодрали. Или волки.
— Бедная, — только в голосе сожаления нет совершенно, лишь холодная уверенность и приговор.
— Молодая девчонка, а так ее истерзали.
— Ничего, оправится. Зато наперед головой думать будет, и не станет соваться, куда не просят. Не маленькая, должна понимать, что в темном лесу звери водятся. Еще легко отделалась. Жива и ладно, — эти слова для меня предназначались. Сухие, предупреждающие, что все могло быть гораздо хуже.
Медбрат по внутреннему телефону вызвал врача и снова обратился к Кириллу.
— Как ее зовут?
— Понятия не имею, — хмыкнул Кир, поглядывая на меня исподлобья, — говорю же, нашел в лесу. Привез. Вам сдал. На этом считаю свою миссию завершенной.
— Оставьте свой номер телефона, вдруг вопросы возникнут.
— И не подумаю. Она мне никто, чем мог — помог, остальное меня не касается.
Спасибо. Спасибо Кирилл за помощь. Ты... ты настоящий друг. Снова начинаю проваливаться в беспамятство, не видя смысла в борьбе:
— Эй, ты что это задумала! Не смей! Не в мою смену!
В этот момент дверь хлопнула, оповещая о том, что бета клана Черных Тополей ушел, окончательно выкидывая меня из жизни стаи. А хмельной медбрат хлопал меня по щекам, совал под нос ватку с нашатырем — делал все, что бы я не отрубилась до прихода доктора. Когда, наконец, в помещение вошел высокий, как жердь, сухопарый врач, он облегченно выдохнул, поспешно передавая меня в другие руки.
— Ты опять напоролся, что ли? — врач брезгливо поморщился.
— Никак нет, Семен Иванович.
— Эх, Белов, нарываешься. Твое счастье, что работать совсем некому, с то вылетел бы отсюда со свистом. Ладно, что тут, показывай.
— Вот в лесу нашли, зверье напало.
— Кто нашел?
— Мужик какой-то, он уже уехал.
Врач недовольно покачал головой и склонился надо мной:
— Так, давай ее в операционную. Чистить все надо, промывать и заштопывать.
Спустя минуту меня переложили на жесткую дребезжавшую каталку и привезли вглубь здания в маленькую обшарпанную комнатку с гордой надписью "операционная". Перетащили на холодный узкий стол и начали срезать одежду, переговариваясь между собой о том, что сложное дежурство выдалось — никакого покоя, всю ночь на ногах, а потом сделали укол, и я поплыла, растворилась, теряя саму себя.
***
Пробуждение было тяжким. В голове дурман, все тело словно свинцом налитое, утянутое бинтами, как останки древней мумии. Больно, но боль уже другая. Ноющая, тянущая, раскатистая. Больше всего мучила жажда, так, что горло драло, и язык распух. Кое-как облизала пересохшие шершавые губы и по сторонам осмотрелась.