Вторым звоночком был отказ в помощи оформления автомобиля.
Кураторы мотивировали это тем, что хотя права и были выданы, но
владеть транспортным средством и управлять им самостоятельно, без
присутствия взрослого водителя, я мог только после совершеннолетия,
то есть не ранее восемнадцати лет.
В общем все шло к тому, что вскоре меня поставят в такие рамки,
что я не смогу свободно вздохнуть. Единственное, что меня
удерживало от решительных мер, это моя семья. Уйти, я могу в любое
время, вот только как это отразиться на моей семье, я представлял
себе, только в мрачных тонах. Возможно я ошибался, и будет совсем
по-другому, но все же готовился к худшему.
На всякий случай решил поговорить с мамой, как бы приготовить ее
к будущим событиям.
Разговора не получилось. Мама, не смотря на все мои достижения
до сих пор воспринимает меня как несмышлёного ребенка, который
выдумывает всякие страсти, не имеющие ничего общего с
действительностью. Все мои доводы разбились о ее уверенность в том,
что все эти ограничения призваны для того, чтобы обезопасить в
первую очередь меня.
- Ну подумай сам! – говорила она. – Зачем тебе сейчас
автомобиль? Разве нам недостаточно того, что уже есть в нашей
семье. Ну возьмешь ты его и начнешь гонять как на велосипеде, а это
совсем другие скорости, просто разобьешься и все, мне горе
принесешь. И пользы никакой, одни затраты. То бензин, то ремонт, то
еще что-то. И вообще, о какой личной жизни ты говоришь? Тебе еще
нет восемнадцати, самое время учиться. Радоваться должен, что тебе
дают возможность практиковаться на больных, а ты какие-то условия
кураторам ставишь. Я не понимаю тебя.
Третий, самый громкий звонок прозвенел в начале октября.
Возвращаясь из школы, я случайно остановился возле стенда с
вывешенными сегодняшними газетами. Меня привлекла знакомая
фотография на развороте «Ташкентской Правды».
«5 октября 1976 года, после непродолжительной тяжелой болезни
скончался первый секретарь Самаркандского обкома партии, Герой
Социалистического труда, Карим Исламович Исламов» - гласила
коротенькая заметка, размещенная в газете. С фотографии на меня
смотрело, знакомое лицо Усто-Керима.
Этого просто не могло быть. Я твердо уверен, что здесь не
обошлось без помощи извне, и скорее всего виноватых в его смерти
будут искать именно в Ташкенте, подумалось мне.